– Вот это называется активное время препровождение на пенсии, – с улыбкой прокомментировала Иоланда. – Я бы тоже хотела так проводить свои дни на пенсии, но, к сожалению, я никогда не работала. – Она старалась держаться бодро и весело, но видно было, что на душе у нее тоскливо и грустно. Она дотронулась до плеча мужа, явно жалея его сон.
– К тебе пришли, Питер.
– Может быть, я зайду попозже? Не будите его.
– Он не рассердится. Другое дело, если бы он весь день проработал. – И она снова позвала его: – Питер!
Он встрепенулся, не понимая, где находится.
– У нас гостья. Это по поводу Изабеллы и Дэвида. Секретарь мистера Кингмана решила навестить нас. – Она повернулась ко мне, спохватившись: – Надеюсь, я все правильно сказала. Вы же не адвокат?
– Нет, я частный детектив.
– Да-да, вы не похожи на адвоката. Ваша фамилия, я опять забыла...
Мистер Вейдман отложил книгу в сторону и встал. Протянул мне руку: "Питер Вейдман".
Мы обменялись рукопожатиями.
– Я – Кинси Милхоун, извините, кажется, вам помешала?
– Ничего, ничего. Хотите чашку кофе или чая?
– Спасибо.
Иоланда сказала, обращаясь к мужу:
– Здесь довольно прохладно, пойдемте в дом. – Она повернулась ко мне: – У него дважды был грипп этой зимой, это так тяжело, пришлось столько суетиться вокруг него. Мужчины, когда болеют, совершенно беспомощны.
Говоря это, она подмигнула мне, вероятно, думая, что Питер станет оправдываться.
– Да, к сожалению, роль пациента мне плохо удается, – сказал он.
– Ну, в такой роли не стоит стремиться к совершенству, – ответила я.
Он сделал жест рукой: "Поговорим в доме".
Мы проследовали друг за другом в дом, показавшийся мне очень душным после свежего воздуха. Мебель в этой комнате была такая же потертая и выцветшая, как и кресла во дворике. По всей видимости, дом делился на "его" и "ее" половину. Ее половину украшали сверх меры дорогие вещи, привезенные, должно быть, из заграничных поездок. Ее половиной была гостиная, столовая, кухня, спальни, кабинет и ванные комнаты. Питеру остался внутренний дворик и небольшая комната с домашним инвентарем, который она, вероятно, грозилась выбросить.
В комнате Питера Иоланда начала махать руками и морщиться из-за запаха табака.
– Ради Бога, Питер, не кури здесь, это невыносимо. Я не понимаю, чем ты здесь дышишь? – Она подошла к окну и распахнула его настежь, а потом принялась разгонять прокуренный воздух журналом.
Я сама не любительница табачного дыма, но после такой атаки на Питера решила прийти ему на помощь.
– Не беспокойтесь, меня это совершенно не смущает, – сказала я.
Она схватила пепельницу, полную окурков, и снова скорчила гримасу.
– Может быть, вас это и не смущает, но это крайне неприятно. Сейчас я принесу освежитель воздуха, – сказала она и вышла из комнаты. Напряжение сразу спало. Я повернулась к стене, где над камином висели фотографии. Подошла поближе.
– Это ваши?
– Да, в основном.
Питер Вейдман был запечатлен в разных планах. Вот он при закладке фундамента. Рядом мэр города, а на заднем плане – Изабелла Барни. Питер на банкете, при вручении какого-то приза. Питер на стройплощадке рядом с подрядчиком. Одна фотография была вырезана из газеты – открытие нового центра активного отдыха. Судя по маркам автомобилей, большинство снимков относились к семидесятым годам. Многие запечатлели построенные Вейдманом особняки. Два дома он строил по заказу кинозвезд средней величины. Я воспользовалась моментом и осмотрела всю фотогалерею. Люблю наблюдать за людьми в процессе работы – в эти моменты у них появляются черты, незаметные в обычной жизни. К тому же на многих фотографиях рядом с Питером была Изабелла.
В рабочей одежде и строительной каске Питер производил впечатление уверенного в себе человека. Вероятно, это был пик его карьеры, когда дела шли великолепно. У него было признание, были заказы, влияние, деньги, друзья. Он выглядел счастливым. Я невольно скосила взгляд на человека, стоявшего рядом: разница была колоссальной.
Я поняла, что он ждет от меня реакции на снимки.
– Великолепно! – с чувством произнесла я.
– Да, я был удачливым, и даже очень. – Питер указал на одну из фотографий: – Сэм Итон, сенатор от нашего штата. Я спроектировал дом для него и его жены, Мери Ли. А это – Харрис Энджел, продюсер из Голливуда. Вы наверняка о нем слышали.
– Да, какая-то известная фамилия, – сказала я, про себя же подумала обратное.
Иоланда вернулась с освежителем.
– Мария зачем-то поставила это в холодильник, я еле нашла. – Она поставила баллон на стол и нажала на клапан. По комнате пополз запах – нечто среднее между запахом гуталина и средства против тараканов. Мне захотелось вновь глотнуть воздуха, пропахшего табаком.
Теперь я осмотрела комнату повнимательней. На полу, возле кожаного кресла, возвышалась кипа газет, на кушетке, столе также возвышались газеты, потеснившись для тарелки от завтрака. У окна с видом в сад стоял письменный стол со старенькой пишущей машинкой, и там стопки книг, еще одна пепельница, заваленная окурками. Корзина для ненужных бумаг была пуста.
Иоланда перехватила мой взгляд.
– Он работает над историей архитектуры нашего города. – Я отметила в ее голосе затаенную гордость.
– Звучит очень здорово.
– Эта работа помогает мне коротать время, – скромно проговорил Питер.
Иоланда засмеялась.
– Если ему это надоест, в доме для него найдется масса работы. Садитесь, если вам удастся найти место. Или лучше постойте. Я даже не пустила сюда горничную, представляете? Слишком уж грязно. За то время, пока она будет наводить здесь порядок, можно убрать весь дом.
Питер улыбнулся, стараясь замять разговор:
– Ну что ты, Иоланда. Будь справедливой. Я же иногда сам убираю... по крайней мере, два раза в год.
– Но в этом году ни разу, – осадила она мужа.
Он промолчал, подвинул кожаное кресло Иоланде, мне стул. Мы сели. Я отодвинула часть папок, чтобы освободить место на столе.
– Можно, наверное, переложить их на пол, ничего страшного не случится, – продолжала Иоланда.
– Ничего, ничего, – сказала я. По правде говоря, эта игра мне уже надоела. Ее упреки, его оправдания, мои попытки умиротворения...
Питер сказал:
– Ты, кажется, собиралась на прогулку, Иоланда? Я вовсе не хочу тебя задерживать. У нее перекосилось лицо. Она вскочила.
– Я знаю, что и когда мне делать, – можешь не сомневаться.
