Даже по телефону я почувствовала, как при этих словах Мак должен был уставиться на меня недружелюбно и подозрительно.
– Не верю. Ты что, всерьез полагаешь, что он когда-нибудь еще ступит на землю нашего штата? Да у него духа не хватит. И к тому же он ведь не идиот.
– Я понимаю, что это было бы очень рискованно, но его ребенок в беде. Поставь себя на его место. Разве ты сам не поступил бы так же?
В трубке молчали. Дети у Мака были уже взрослые, но я знала, что он их до сих пор опекает.
– А как Джаффе узнал, что тут происходит?
– Не имею представления, Мак. Возможно, он поддерживал какие-то контакты. Мы же понятия не имеем, где он был все эти годы. Не исключено, что у него сохранились тут какие-то связи. Наверное, стоило бы попробовать выяснить это, если мы хотим узнать, где сейчас скрывается Венделл.
– И как ты собираешься это сделать? – перебил меня Мак. – Какой-нибудь план действий у тебя есть?
– Я думаю, для начала нам надо выяснить, когда сюда должны передать из Мехикали его сына. Полагаю, что за выходные этого не произойдет. А в понедельник я могу переговорить с кем-нибудь из полицейских в окружной тюрьме. Возможно, удастся выйти на след Венделла с такой стороны.
– Очень уж кружной путь.
– А Дик Миллс, который на него там случайно наткнулся, – это не кружной путь?
– Тоже верно, – согласился Мак, но облегчения в его голосе я не почувствовала.
– А еще я думаю, что стоит поговорить с местными полицейскими. У них есть возможности, которых нет у меня.
Мак снова замолчал, размышляя над этим предложением.
– Мне кажется, пока еще рано подключать к этому делу полицию, но впрочем, действуй, как считаешь нужным, тут я полагаюсь на твое мнение. Я не против того, чтобы воспользоваться помощью полицейских, но мне бы очень не хотелось его спугнуть. Конечно, при условии, что он вообще тут появится.
– Мне все равно придется связаться с его прежними дружками, и мы в любом случае рискуем. Вдруг кто-нибудь из них передаст Джаффе, что им интересуются, и спугнут его.
– А ты думаешь, его дружки согласятся с нами сотрудничать?
– Не знаю. Но насколько я понимаю, он тогда многих здесь обобрал дочиста. И наверняка среди них есть такие, кто очень хотел бы увидеть его в тюрьме.
– Пожалуй, – проговорил Мак.
– Ну ладно, в понедельник все обсудим, а пока не злись и не переживай.
Мак слабо усмехнулся:
– Будем надеяться, что Гордон Титус ничего не прознает.
– По-моему, ты говорил, что берешь его на себя.
– Я себе рисовал в мечтах арест. И твое открытое торжество.
– Не отказывайся пока от этой мысли. Возможно, так все и будет.
* * *
Следующие два дня я провела в постели, и благодаря моему недугу нежданный отпуск плавно перешел в ленивые, ничем не занятые выходные. Я люблю одиночество, которое приносит с собой болезнь, люблю насладиться горячим чаем с медом, люблю консервированный томатный суп и запеченные в гриле клейкие бутерброды с сыром. На тумбочке возле постели я поставила коробку "клинекса", а рядом с кроватью – корзину для бумаг, и та быстро наполнилась до краев взбитой пеной использованных бумажных салфеток. Одно из немногих воспоминаний, какие я вынесла из детства, почему-то связано с тем, как мама в подобных случаях натирала мне мазью грудь, накрывала ее квадратом розовой фланели с вышитыми на нем кустами роз и булавками прикалывала этот квадрат к пижаме. Жар, исходивший от моего тела, словно окутывал носовые проходы облаками густого горячего пара, а мазь вызывала одновременно ощущение обжигающего зноя и жгучего мороза, чем-то напоминая вкус, который остается от ментола.
Все тело у меня ныло и не желало ничего делать, и на протяжении дня я то проваливалась в сон, то выходила из него в состояние полудремы. После обеда – и в субботу, и в воскресенье я, шатаясь, спускалась по винтовой лестнице, волоча за собой плед, будто шлейф подвенечного платья. Сворачивалась клубком на диване, который мог служить и кроватью, включала телевизор и смотрела повторы бездумных сериалов вроде "Добби Джиллис" или "Я люблю Люси". Перед тем, как отправляться спать, я заходила в ванную и наполняла пластмассовый стакан отвратительным темно-зеленым сиропом, который, однако, обеспечивал мне спокойную ночь и хороший сон. Ни разу в жизни я не смогла мужественно выпить "найквилл" так, чтобы меня потом всю не передернуло. И все же я прекрасно понимаю, что у меня в наличии все характерные признаки человека, страдающего болезненным пристрастием к таблеткам, микстурам и прочим лекарствам, которые можно просто купить в аптеке.
В понедельник я проснулась ровно в шесть утра, за несколько мгновений до того, как зазвонил будильник. Открыв глаза, полежала немного в своем свитом из скомканных простыней гнездышке, глядя через плексигласовый купол над кроватью в небо и пытаясь представить, как сложится начинающийся день. Надо мной плыли густые ярко-белые облака, слой которых, наверное, был не меньше мили толщиной. В аэропорту местные рейсы в Сан-Франциско, Сан-Хосе и Лос-Анджелес, конечно, задержаны. Все замерло в ожидании, когда же рассеется туман.
Июль в Санта-Терезе – период очень неустойчивой погоды. Каждый летний рассвет городок обычно встречает под плотным облаком тумана, наползающего с побережья. Иногда к обеду этот туман рассеивается. Но чаще всего небо так и остается плотно затянутым, и весь день проходит в густом полумраке, очень похожем на тот, который бывает, когда собираются штормовые облака. Тогда местные жители начинают жаловаться на погоду, а "Санта-Тереза диспатч", печатая сводку погоды на завтра, делает это в тоне упрека, как будто бы подобное не происходит каждое лето. Туристы, приезжающие сюда в погоне за калифорнийским солнцем, о котором они столько слышали, располагаются с утра на пляже со своими зонтиками, тентами, ластами, транзисторами и прочими принадлежностями и терпеливо ждут, когда в монотонно-серой пелене появится хотя бы один просвет. Я каждый день наблюдаю их малышей, сидящих со своими игрушечными ведрышками и лопатками в полосе прибоя. Даже отсюда, с такого расстояния, мне кажется, что я вижу их гусиную кожу, посиневшие губы, слышу, как они начинают стучать зубами, когда ледяная вода обдает их голые ножки. В этом году погода пока была очень странная, резко менявшаяся буквально каждый день.
Я скатилась с постели, натянула тренировочный костюм, почистила зубы и начесалась, стараясь не смотреть в зеркало на свое помятое со сна лицо. Меня переполняла решимость совершить обычную утреннюю пробежку, но тело мое придерживалось иного мнения, и через полмили приступ кашля вынудил меня начать издавать звуки, сильно смахивающие на брачный рев какого-нибудь дикого зверя. Отказавшись от намерения пробежать привычные три мили, я ограничилась прогулкой быстрым шагом. Простуда к этому времени уже прочно обосновалась у меня в груди, а голос стал удивительно хриплым, очень похожим на тот, каким говорят по УКВ диск-жокеи. Домой я вернулась вся продрогшая, но заметно взбодрившаяся.
