В той части большой комнаты, что выхватил из темноты свет лампы, на мореном полу лежал большой восточный ковер. По правую руку от меня, изгибаясь, уходила лестница, ведущая на второй этаж. Соседка говорила о лифте, но я его нигде не видела. Возможно, Рената распорядилась демонтировать его, когда мистера Хаффа не стало. Интересно, не пользуется ли сейчас Венделл Джаффе паспортом Хаффа, подумала я, переходя с одной стороны крыльца на другую, от правого окна к левому. Потом заглянула и в другие окна, и по мере того, как я двигалась от окна к окну, внутренняя часть дома словно разворачивалась передо мной. Комнаты не были загромождены или завалены вещами, в Них царил порядок, все, что должно было блестеть, блестело. В передней части дома виднелась небольшая комнатка – возможно, кладовка – и еще одна комната, судя по ее виду, предназначенная для гостей. Возможно, к ней примыкала и своя ванная.
Я сошла с крыльца и проследовала вдоль левой стороны дома. Гараж был заперт и, не исключено, тоже защищен системой сигнализации. Я проверила калитку, что отгораживала большую часть двора: замка на ней вроде бы не было. Потянув за кольцо, прикрепленное к шнуру, я отодвинула засов и, затаив дыхание, толкнула дверку: вдруг и она тоже подсоединена к сигнализации? Но вокруг стояла тишина, только заскрипели петли, когда калитка стала открываться. Я бесшумно прикрыла ее за собой и шагнула вперед по узкому проходу между гаражом и забором. На глаза мне попалась выхлопная решетка от сушилки, значит, внутри дома за этой стеной находилась домашняя прачечная.
Вся дека была залита светом двухсотваттных ламп, создававших почти дневное, но слишком резкое освещение. Медленно проходя вдоль тыльной стороны, я через многостворчатые стеклянные двери вглядывалась внутрь дома. Теперь мне удалось получше рассмотреть большую комнату, примыкающую к ней столовую и даже уголок видневшейся дальше кухни. О Господи! Оказывается Рената выбрала для отделки обои, которые, по-моему, могут представляться привлекательными только на вкус декоратора: в псевдокитайском стиле, ядовито-желтого цвета, с виноградными лозами, между которыми, как будто взрывая поверхность, вылезали наружу грибы-дождевики. Те же стиль и характер рисунка повторялись и в дорогой обивке мягкой мебели, в занавесках и покрывалах. Впечатление было такое, словно в комнате завелся грибок и размножался там, подобно вирусу, до тех пор, пока не заполонил собой каждый угол. Давным-давно в каком-то научном журнале я уже видела картинки, изображавшие нечто подобное – споры плесени, увеличенные в две тысячи раз.
Я пересекла деку, спустилась вниз к причалу, туда, где в заливчике плескалась темная вода, и оглянулась назад на дом. Нет, снаружи не было ни лестниц, ни чего-либо другого, что позволяло бы бросить взгляд на комнаты второго этажа. Я вернулась назад, вышла, аккуратно прикрыв и заперев за собой калитку, но предварительно убедилась, что на улице нет приближающихся к дому машин. Не хватало мне только того, чтобы Рената Хафф свернула сейчас на подъездную дорожку, и свет фар вырвал бы из темноты мою застывшую в калитке фигуру!
Уже на тротуаре, когда я проходила мимо почтового ящика, мой недобрый ангел похлопал меня по плечу и предложил нарушить американские почтовые правила. "Перестань!" – сердито ответила я ему. Но сама, разумеется, тут же протянула руку, открыла ящик и вытащила оттуда пачку доставленной в тот день корреспонденции. На улице было слишком темно, чтобы отбирать заслуживающее интереса, поэтому все конверты я просто сунула к себе в сумочку. Господи, какая же я испорченная. Иногда мне даже самой не верится, что я способна на поступки, которые совершаю: За один сегодняшний вечер я наврала соседке, украла адресованную Ренате почту. Неужели же нет таких глубин, до которых я не могла бы пасть? Судя по всему, действительно нет. Интересно, мимоходом подумала я, от чего зависит наказание за проникновение в тайны чужой переписки: от числа таких случаев или от количества вскрытых конвертов? Если от второго, то приличный срок заключения мне обеспечен.
По пути домой я сделала крюк и заглянула к дому Даны Джаффе. Погасив фары, подъехала поближе и остановилась на противоположной стороне улицы. Оставив ключи в замке зажигания, я тихо пересекла улицу. Во всех окнах первого этажа горел свет. Движения в это время суток практически нет. Никого из соседей не видно, с собаками тоже никто не прогуливался. В темноте я прошла напрямую через газоны, срезав угол. Кусты живой изгороди, что росли сбоку от лома, обеспечивали мне хорошее укрытие, из которого можно было следить, не рискуя оказаться замеченной. Я решила, что вполне могу добавить к перечню своих грехов еще и вторжение на чужую территорию, и вмешательство в частную жизнь.
Дана смотрела телевизор, стоявший в простенке между окнами, поэтому лицо ее было обращено к окну, и по нему мелькали то свет, то тени, в зависимости от происходившего в передаче. Она курила и потягивала белое вино из стоявшего рядом с ней на столе бокала. Не было заметно никаких признаков присутствия в доме Венделла или кого бы то ни было другого. Время от времени она улыбалась, видимо, поддаваясь воздействию того искусственного хохота, что сопровождал передачу и от которого, казалось, дрожала даже наружная стена. Только сейчас до меня дошло: я ехала сюда, руководствуясь подозрением, что она в сговоре с Венделлом, знает, где тот находится и где он скрывался все эти годы. Однако, увидев Дану в полном одиночестве, сразу же отбросила эту мысль. Я просто не могла поверить, что она пошла бы на сговор, фактически означавший, что Венделл бросает ее сыновей. А ведь им обоим пришлось очень много перестрадать за эти пять лет.
Я вернулась к машине, села и запустила мотор, развернулась прямо там же, в неположенном месте, и только после этого включила фары. Добравшись до Санта-Терезы, я остановилась у "Макдональдса" на улице Милагро и взяла гамбургер и порцию жареного картофеля. Всю оставшуюся часть пути воздух в машине был наполнен влажными запахами горячего лука и маринованных овощей, мясной котлеты, уютно спрятавшейся в растопленном сыре и приправах. Я поставила машину на место и направилась к калитке, в заднюю часть двора, неся в руке свой поздний второй ужин.
Свет у Генри был погашен. Войдя в квартиру, я поставила коробку с гамбургером на кухонный стол, открыла и воспользовалась ее крышкой как тарелкой для жареной картошки. Несколько минут ушло у меня на то, чтобы разорвать зубами три или четыре пакетика с кетчупом, который я и вылила на свое изысканное блюдо. Потом взгромоздилась на высокую табуретку и принялась жевать, одновременно разбирая выкраденную почту. Трудно отказаться от привычки воровать, когда подобные преступления приносят мне невероятное обилие полезной информации. Повинуясь одному только голому инстинкту, я ухитрилась, оказывается, вытащить у Ренаты счет за телефонные переговоры, на котором значился и ее, не указанный в справочниках домашний номер, а так же номера всех тех абонентов, с которыми она разговаривала на протяжении последних тридцати дней – за что с нее сейчас и хотели получить плату. Другой счет – кредитный отчет от "Визы" – был выписан на нее и на мистера Хаффа, и напоминал географический указатель тех мест, в которых она побывала с "Дином Де-Витт Хаффом". Покойник явно наслаждался жизнью и недурно попутешествовал. На некоторых копиях чеков и счетов по расчетам через кредитную карточку были неплохие образцы его почерка. Счета за пребывание во Вьенто-Негро еще не пришли, но были другие, из гостиниц в Ла-Пасе, Кабо-Сан-Лукасе и в Сан-Диего. Я обратила внимание, что все это портовые города, в которые легко попасть морем.
