– Я Серена Бонни. Вы хотели меня видеть?
Я подняла голову. Стоявшей в дверях медсестре было слегка за сорок, среднего роста, ее нельзя было назвать толстой – скорее, полной. Женщины в ее семье, наверное, называли себя "дородными".
Отложив журнал в сторону, я встала и протянула руку.
– Кинси Милхоун. Мать Лорны Кеплер наняла меня расследовать причины смерти дочери.
– Опять? – удивилась она, пожимая мою руку.
– Но официально дело не закрыто. Вы можете уделить мне несколько минут?
– Довольно необычное время для расследования.
– Да, и мне следует извиниться за это. Я бы не стала беспокоить вас на работе, но последние пару ночей я страдаю бессонницей и подумала, что раз уж все равно не сплю, то смогу хоть воспользоваться тем преимуществом, что вы работаете по ночам.
– На самом деле я мало что знаю, но помогу, чем смогу. Почему бы нам не пройти в кабинет? Больных пока нет, но могут поступить в любую минуту.
Мы прошли мимо двух палат для осмотра пациентов и вошли в небольшую, скромно обставленную комнату. Как и у сестры в кардиологическом отделении, на Серене была повседневная одежда: белая хлопчатобумажная блузка, бежевые габардиновые брюки и жилетка в тон брюкам. Туфли на каучуковой подошве указывали на то, что ей приходится много часов проводить на ногах. Да еще часы на руке, похожие на термометр с секундной стрелкой. Серена остановилась в дверях и крикнула в коридор:
– Джоан, если я тебе понадоблюсь, то я здесь.
– Хорошо, – ответил ей женский голос.
Серена поставила себе кресло так, чтобы можно было следить за коридором.
– Простите, что заставила вас ждать, но мне необходимо было подняться в отделение. Два дня назад моего отца снова положили в больницу, и я стараюсь при малейшей возможности проведывать его.
У моей собеседницы было широкое, гладкое лицо, высокие скулы, ровные, но слегка пожелтевшие зубы – вероятно, результат болезни или плохого питания в молодости. Светло-зеленые глаза и светлые брови.
– Он серьезно болен? – спросила я, садясь на стул с сиденьем, обтянутым синим твидом.
– Год назад у него был обширный инфаркт, и ему вставили электронный стимулятор. Но у него проблемы с этим стимулятором, и врачи решили проверить его. А отец немного нервничает. Ему семьдесят пять, но он очень активен. Практически он руководит советом директоров «Колгейт Уотер» и ни за что не хочет пропустить собрание. Тянет на чистом адреналине.
– А ваш отец, случайно, не Кларк Эссельман?
– Вы его знаете?
– Я слышала о нем. Он всегда ужасно ругается с поставщиками. – Кларк Эссельман уже пятнадцать лет вращался в кругах местной политической элиты, после того как продал свою компанию по торговле недвижимостью и отошел от дел. Насколько я слышала, у него был очень крутой нрав и острый язык. Он с одинаковым успехом мог обидно обругать, а мог и восхитить ораторским искусством, в зависимости от обстоятельств. Упрямый и прямолинейный всеми уважаемый член совета директоров учредил полдюжины благотворительных обществ.
Серена улыбнулась.
– Да, он такой. – Она пригладила волосы медного цвета – что-то среднее между красным и темно-золотистым. Похоже, у Серены была сделана какая-то искусственная завивка, потому что такие кудряшки не могли быть натуральными. Я представила себе, как она расчесывает их по утрам после душа. У нее были крупные ладони, ногти коротко подстрижены и тщательно наманикюрены. Она явно следила за своей внешностью, хотя это и не бросалось резко в глаза. Если бы я заболела или что-нибудь сломала, то доверилась бы ей не раздумывая.
Я пробормотала пару ничего не значащих фраз и вернулась к предмету разговора.
– Что вы можете рассказать мне о Лорне?
– Я не очень хорошо ее знала. Наверное, мне следовало сразу сказать вам об этом.
– Дженис упоминала, что вы замужем за человеком, у которого Лорна работала на станции водоочистки.
– Она более или менее права. Мы с Роджером расстались примерно полтора года назад. Знаете, последние несколько лет были для меня сплошным адом. Брак распался, у отца случился инфаркт, а потом умерла мама. После всего этого здоровье папы еще больше ухудшилось. Лорна иногда подрабатывала у меня сиделкой, когда мне нужно было уйти из дома.
– Вы познакомились с ней через мужа?
– Да. Она работала у Роджера чуть больше трех лет, поэтому я встречала ее, когда заходила на станцию. Иногда мы с ней виделись на летних пикниках для служащих и ежегодных вечеринках в честь Рождества. Мне она очень понравилась. Гораздо умнее, чем того требовала ее работа.
– Вы ладили с ней?
– Да, прекрасно ладили.
Я помолчала, раздумывая, как бы получше сформулировать вопрос, пришедший мне в голову.
– Если только это не очень личное, не могли бы вы рассказать мне о своем разводе?
– О моем разводе?
– Кто подал на развод? Вы или муж?
Она вскинула голову.
– Очень странный вопрос. Почему вы об этом спрашиваете?
– Я просто хочу узнать, имела ли Лорна какое-либо отношение к вашему разводу.
Серена неожиданно рассмеялась.
– Ох, Боже мой. Да абсолютно никакого. Мы были женаты десять лет и просто надоели друг другу. Разговор о разводе завел Роджер, но это меня ничуть не опечалило. Я понимала, что происходит. На работе у него ничего не ладилось. Он любит свое дело, но богатства оно ему так и не принесло. Роджер из тех людей, у которых жизнь не оправдывает ожидания. Он рассчитывал, что в пятьдесят лет бросит работу, сейчас ему уже за пятьдесят, но за душой по-прежнему ни гроша. А вот у меня не только любимая работа, но и семейное состояние, которое перейдет ко мне в один прекрасный день. Жить с этой мыслью было для него невыносимо. Мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения, но близости между нами нет, можете даже спросить у него об этом, и он вам подтвердит.
– Мне вполне достаточно вашего слова, – заверила я, решив про себя, что обязательно все проверю. – А вот насчет работы сиделкой? Как получилось, что Лорна начала заниматься этим?
– Знаете, точно не помню. Наверное, я как-то в разговоре упомянула, что мне нужна сиделка. Она ведь жила в этой маленькой хибаре, и мне кажется, что ей нравилось проводить время в комфортабельном доме.
– Как часто она приходила к вам?
– Не часто, да всего раз пять-шесть, мне кажется. Я могу проверить свой домашний календарь, если это важно.
– Пока я еще и сама не знаю, что важно, а что нет. А вы были довольны ее работой?
– Разумеется. Она прекрасно справлялась. Кормила и выгуливала собаку, поливала цветы, забирала газеты и почту. Таким образом я экономила на прислуге, да и вообще мне нравилось, что в доме кто-то есть в мое отсутствие. После того как мы с Роджером разошлись, я вернулась в родительский дом. Мне требовалось сменить обстановку, да и отец из-за своего здоровья нуждался в присмотре. У мамы к тому времени уже определили рак, и она проходила курс химиотерапии. Так что мой переезд устроил нас всех троих.
