Господи Боже мой, Пресвятая Богородица!
Она улыбнулась мне, продемонстрировав многочисленные коронки. Я ее сразу возненавидел, но заказал:
— Виски с водой.
Решил, что тут уж она ничего не сможет напутать. Она и не напутала.
Правда, добавила лед. Хуже того, осталась стоять около меня.
Я спросил:
— Тебе что, делать нечего?
Сел за столик у окна и вспомнил, что я забыл отдать Пэдригу его деньги. Вдоль столиков двигалась женщина средних лет, раздавая листовки. Быстро положила одну на мой стол, избегая встречаться со мной глазами. Наверняка Шона ее просветила.
Я прочитал:
До сих пор они и их потомки бунтовали против меня. Сыновья агрессивны и упрямы…
Достаточно.
Тут я увидел телефон в углу и едва подавил дикое желание позвонить Энн. Сжал зубами кусочек льда и дождался, пока желание не ослабнет. В голове сложилась мантра, что-то вроде:
У меня есть деньги, много денег. Пока они у меня есть, я в игре. Не важно, что я не знаю, что это за игра. Наличные твердят, что я в игре.
Я повторял эти слова снова и снова, пока лед в стакане не растаял.
Вечером я пришел в больницу к Пэдригу, захватив бутылку виски «Джек Дэниелс». Его постель была пуста. Я остановил проходившую мимо медсестру.
— Он ушел?
— Боюсь, что так. В половине пятого утра, во сне.
— Что?
— Он не мучился.
— Вы хотите сказать, что он умер?
— Увы, умер… А вы родственник?
Я попытался сосредоточиться и спросил:
— Что теперь с ним будет?
Она объяснила, что, если никто «не затребует тело», похороны организует управление здравоохранения.
Я спросил:
— В могилу для неимущих?
— Ну, мы теперь это так не называем. На кладбище выделены специальные места.
— Я заберу его тело.
Как в тумане я заполнил все формы и требования. Даже позвонил в похоронное бюро, где мне пообещали обо всем позаботиться. Я спросил:
— Наличные берете?
— Берем.
Я смутно помню панихиду и похороны Пэдрига. Я присутствовал на этих церемониях, но был пьян в стельку. Конечно же никто не пришел его проводить. Представление устраивалось исключительно для меня.
Вот еще что. Его похоронили рядом с Шоном. Я и сам лучше не придумал бы. Кажется, в какой-то момент появлялся Саттон, но, может быть, я выдаю желаемое за действительное.
Энн не было точно.
Когда все закончилось, я извинился перед миссис Бейли, что не смог выпить с ней на сон грядущий. Она как-то странно на меня взглянула и сказала:
— Но мы с вами выпили.
Полный провал. Я постарался сделать вид, что что-то помню.
— Только толку от меня было мало.
— Что вы, от вас было очень много толку!
— Да?
— Ну разумеется. После вашей страстной мольбы я твердо решила не продавать.
Некоторые тайны пусть лучше тайнами и остаются. У Пэдрига было на это право. Наконец я собрался просмотреть те бумаги, что он мне дал.
Вот что там было написано.
Ирландский пьяница предчувствует свою смерть (с извинениями перед У. Б.)
Вините в этом интуицию, к которой я не прислушался, но, разумеется, я твердо знал, что мне долго не выдержать жизни на улице.
Я так давно перестал надеяться, что еще долго проживу от одной рюмки сверхотчаяния до другой, от одной ночлежки до другой, пока не увижу катафалк и пьяницу с руками, сложенными на сердце.
Я знал, что он снял бы медленно, очень медленно шапку, если бы она у него была.
Кортеж проходит мимо… мимо… Он прижимает свою руку… И этот момент проходит, оставляя позади былые ожидания, руку, протянутую к примирению, которое… так и не произошло.
Кортеж не проходит мимо богатых гостиниц, и их руки, протянутые к останкам, не видны.
* * *
Критическая точка
~ ~ ~
После этого все стало происходить очень быстро. Не могу сказать, что смерть Пэдрига стала поворотным пунктом, но похоже на то. Вечером «У Нестора» бармен отозвал меня в сторону и сказал:
— Лекций читать не собираюсь, но я когда-то пил, как ты. Это нормально, но мне думается, у тебя есть незаконченное дело.
— Ты это о чем?
Он протянул мне пакет. Я был в своем самом боевом настроении, потому прорычал:
— Что это такое, черт побери?
— Бета-блокаторы. Дают возможность остыть. Похоже на кокаин, только вреда меньше.
— С чего ты взял, что я…
Но он шикнул на меня:
— Попробуй это… остынь, а когда покончишь с тем, что тебя гнетет, возвращайся к спокойной жизни, где есть газеты, несколько кружек пива и приличный бар.
Когда он ушел, я пробормотал:
— Нет, тебя надо лечить, это точно. — Но все же положил пакетик в карман.
Не поверите, на следующее утро я мучился чудовищным похмельем. С отчаяния проглотил одну таблетку. Немного погодя я пришел в норму.
Выглянув в окно, пробормотал: «Это вовсе не значит, что я брошу пить».
Но я ошибся.
Свадьбе Кэти Б. суждено было обернуться полным фиаско. Она и обернулась, только не для меня. Загс находился напротив больницы «Парк Мерлин». Я спросил у Кэти:
— Почему вы не венчаетесь в церкви?
— Отрицательные волны, Джек.
Ее суженый, Эверетт, эстрадный артист, оказался не так плох, как я ожидал. Вообще-то плох, но терпимо. На нем была такая штука, которую они, кажется, называют кафтаном, похоже на занавеску. Если честно, эта штука была чистая и выглаженная. Ради такого случая, так я думаю. Кэти выглядела потрясающе. В простом красном платье и на высоченных каблуках.
Она спросила:
— Что скажешь?
— Леди в красном.
Широченная улыбка. Когда она представила меня Эверетту, он сказал:
— А, тот старик!
Я попытался сделать вид, что его слова меня не задели, и спросил:
— Как работа?
— Я отдыхаю.
— Ясно.
На этом разговор прервался. Видит Бог, мне доводилось встречаться и с большими кретинами. Он был просто самый молодой из них.
