– Вы слушаете передачу «Театр у микрофона». Сегодня в
нашей программе пьеса Шекспира «Укрощение строптивой» в постановке
Новосибирского драматического театра…
Рядом с дверью на низеньком столике стоял включенный
репродуктор.
– Блин! – завопил Стас, вертясь волчком и оглядывая
все углы. – Где же они?
– Во всяком случае, не здесь! – Надежда выключила
радио, и в квартире наступила гнетущая тишина.
За следующие две минуты они обежали все комнаты.
В квартире не было ни души.
Встретившись в прихожей, засыпанной осколками разбитого
зеркала, Надежда и Стас переглянулись.
– Перехитрил, гад! – выдохнул Стас. – Опять
уйдет!
– Самое ужасное, что он успеет убить Настю! –
пробормотала Надежда.
До конца рабочего дня оставалось полтора часа.
Настя машинально работала, развешивала конфеты, красиво
упаковывала их, улыбалась покупателям.
На душе у нее было неспокойно.
Из головы не выходила та странная женщина, которая зашла
сегодня в салон и пыталась предупредить ее об опасности. Она сказала, с Таней
Ермаковой случилось несчастье…
Настя вспомнила, что уже недели две не разговаривала с
Татьяной, даже не перезванивалась с ней. Надо будет непременно позвонить,
убедиться, что у нее все в порядке.
Покупатели, как назло, шли сплошным потоком, не оставляя ни
минуты свободной.
Но та женщина говорила также про Лену Серебровскую… Про Лену
Настя слышала, с ней действительно случилось что-то ужасное. Неужели в словах
этой странной женщины есть доля правды? Да не может быть, просто многие слышали
об убийстве Серебровской и выдумывают теперь всякие ужасы…
Хотя откуда та женщина могла знать, что Настя знакома с
Татьяной и Леной?
– Настя, – окликнула ее хозяйка, – поступил
срочный заказ, детский праздник на улице Римского-Корсакова. Собирайся, поедешь
прямо сейчас. Марина тебя заменит.
– Да, но у меня встреча после работы… – начала
Настя, но Ангелина Васильевна перебила ее:
– Тебе деньги нужны?
– Нужны, – вздохнула Настя.
Деньги ей были нужны всегда, в этом Ангелина права. А сейчас
они были особенно нужны, потому что Дениске выписали дорогущее австрийское
лекарство, которое должно укрепить его слабые сосуды…
– Хорошо, Ангелина Васильевна, – проговорила Настя
и отправилась в подсобку переодеваться.
Игорь уже дожидался ее в кабине микроавтобуса.
Настя села рядом с ним, откинулась на мягкое сиденье, чтобы
отдохнуть хотя бы полчаса, перед тем как снова приступить к работе…
Настя любила детские праздники, поскольку заканчивались они
пораньше, чем корпоративные вечеринки, но иногда здоровые, веселые, шумные дети
из обеспеченных семей заставляли задумываться о том, чего лишен ее Дениска.
«Ничего, – думала Настя, прикрыв глаза, – может
быть, это лекарство поможет, и у нас тоже все будет в порядке…»
Игорь, как все водители, обожал какие-то полублатные песни,
и сейчас из динамиков лился хриплый нетрезвый голос, который с надрывной тоской
пел о Владимирском централе.
Наконец машина остановилась.
– Ты уверен, что это здесь? – Настя оглядела
старый дом, в котором светилось всего несколько окон.
– Адрес этот. – Игорь пожал плечами, сверился с
накладной. – Только никто не встречает…
– Я поднимусь в квартиру, уточню, чтобы зря не таскать
оборудование, – предложила Настя.
Игорь в ответ проворчал что-то нечленораздельное.
Она вошла в подъезд, удивившись, что тот не закрыт ни на
домофон, ни на кодовый замок.
Внутри было темно, только откуда-то с верхних этажей сочился
слабый желтоватый свет, едва освещающий ступени лестницы. Настя зябко
передернула плечами и начала восхождение.
Как она и опасалась, квартиры в этом доме располагались не
по порядку: на первом этаже были вторая и почему-то двенадцатая, на втором –
четвертая и седьмая. Поэтому каждый номер приходилось долго разглядывать, чтобы
не пропустить квартиру заказчиков. Настя привстала на цыпочки, всматриваясь в
очередной номер, когда за спиной у нее послышались шаги.
– Скажите, какая это квартира? – спросила она,
медленно поворачиваясь.
Ответа она не услышала – на ее голову обрушился удар, и
Настя провалилась в бездонную темноту. В темноту без звуков, без прикосновений.
Через какое-то время из этой темноты проступило первое
ощущение.
Лучше бы его не было!
Это была боль.
Болела голова от удара, и еще почему-то болели запястья и
щиколотки.
Настя застонала, пошевелилась и приоткрыла глаза.
В первый момент свет показался ей ослепительным, и она снова
зажмурилась. Однако прятаться от действительности было не в ее правилах, и,
немного выждав, Настя снова открыла глаза.
На этот раз ей удалось разглядеть окружающее.
То есть разглядела-то она не очень много – настольную лампу,
полупустую комнату и внимательно наблюдающего за ней молодого мужчину.
Мужчина был бы довольно привлекательным, даже, пожалуй,
красивым, и шрам на левой щеке нисколько не портил его. Портило его другое –
выражение лица.
Его лицо было самоуверенным, безжалостным и одновременно
испуганным. Словно он чего-то боялся и хотел передать этот свой страх другим,
как будто это избавило бы от страха его самого.
И еще это лицо показалось Насте смутно знакомым. Кажется,
она несколько раз видела этого человека в последние дни, он мелькал среди
уличной толпы, пристально смотрел на нее из ресторанного зала… но не только
это.
Она видела его когда-то давно, очень давно.
Когда он еще не был таким взрослым, да и она сама была
совсем девчонкой.
Настя пошевелилась, попробовала устроиться поудобнее и
только тогда поняла, почему болят ее запястья и щиколотки.
Она была туго связана по рукам и ногам толстой бельевой
веревкой. Руки, кроме того, были накрепко привязаны к подлокотникам тяжелого
старинного кресла.
– Кто… кто вы? – непослушным, охрипшим голосом
спросила Настя. – Что вам от меня нужно?
Он ничего не ответил, только внимательно разглядывал ее,
словно пытаясь узнать после долгого расставания.
– Вы, наверное, с кем-то меня перепутали… –
проговорила девушка. – Я не представляю для вас никакого интереса… у меня
нет денег…
– Нет, я тебя ни с кем не перепутал, – отозвался
наконец мужчина. Голос его оказался приятным – мягкий бархатистый баритон.
Такой голос должен вызывать доверие. – Я тебя узнал, – продолжил
он, – и мне кажется, ты тоже меня узнала…
