Кристофер Кук. «Грабители»
~ ~ ~
Брендан Флад оставил письмо, адресованное: «Джеку Тейлору».
Я предложил зайти, но женщина сказала:
— Я не хочу, чтобы вы приходили в мой дом.
Что же, справедливо.
Тот, кто думает, что покончить с собой легко, особенно с помощью веревки, наверняка подумает еще раз, услышав подробности. Брендан привязал веревку к крепкой балке и затем, надев на себя форму полицейского, встал на простой кухонный стул. Эти стулья делал парень из Бохермора. На века. Веревка едва не отрезала Брендану голову. Он обделался, испачкав брюки. Все эти подробности рассказал мне молодой полицейский, который вынимал самоубийцу из петли.
Я спросил миссис Флад:
— Где будут похороны?
— У Флагерри, — ответила она, — завтра в шесть, потом в собор Святого Патрика. Брендана похоронят на новом кладбище.
— Могу я чем-либо помочь?
— Оставьте меня в покое.
Клик.
Я не мог поверить, что Брендан Флад умер. Я его подвел, в этом сомневаться не приходилось. Вспомнил все то дерьмо, которое я читал о швейцарах, о том, что там было написано:
Швейцары часто первыми осознают, что человек всерьез собирается покончить с собой. Их обязанность, их долг направить потенциального самоубийцу туда, где ему смогут оказать помощь.
О господи… первыми обнаруживают! Вся моя карьера зиждется на том, что я что-то обнаруживаю первым. Швейцар! Как будто есть еще худший пример, чем я. Я же распахнул калитку как можно шире, все равно что сказал: «Иди и повесься».
Чистое наследство самоубийц — совесть оставшихся в живых. На целый ряд вопросов уже никогда не получишь ответа.
Мог ли я помочь?
Почему я ничего не сделал?
Насколько слеп я был?
Теперь все бесполезно. Мне хотелось забраться в пары виски и никогда оттуда не вылезать. Представлять собой Облако Незнания.
Чувство вины разрывало мое тело, грозило вырваться ревом бессилия. О господи, еще одна могила для тех, на кого я вовремя не обратил внимания.
Я проглотил, не запивая, несколько таблеток в надежде на искусственный душевный покой. Им бы в матери податься. Лег на кровать, пустил слезу. Когда таблетки начали действовать, я закрыл глаза. Моей последней мыслью было: «Хоть бы они меня прикончили».
Не прикончили.
Но отключили меня надолго. Я пришел в себя в темноте. Взглянул на часы: половина девятого. Теперь я знал, что мне следует сделать. Я оделся во все черное, частично и ради Брендана. Джинсы, футболка, кепка. Сунул пистолет за ремень джинсов. Взглянул на себя в зеркало. Увидел лицо из поношенного гранита. Когда ты сам на себя глядишь такими глазами, назад пути нет.
Я сделал себе крепкий кофе, запил им несколько «Черных Красоток».
Глубоко вздохнул и сказал: «Пошел».
На пристани было тихо. Рядом находилась Эйр-сквер с ее обычным туристским безумием. Ни за что не догадаетесь: до меня донеслись звуки песни Дэвида Грейя «Любовь этого года».
Прямо ножом по сердцу. Я мог спеть каждую строчку, более того, почувствовать ее. Эта песня рвет мое сердце.
Я поднял голову и крикнул небу:
— Господи, за что меня так мучаешь?
Разумеется, Он не ответил, во всяком случае так, чтобы я смог разобрать. Тут мне даже Томас Мертон не мог помочь.
Подходя к пабу «У Свини», я чувствовал животом сталь пистолета. Разум мой зациклился по всем фронтам. Не знаю из-за чего — наркотиков или печали. Никогда не пойму, как устанавливается связь в моменты напряжения. В реабилитационной палате, когда я там в очередной раз находился, врач сказал:
— В основе вашей умственной деятельности лежит психоз. Любопытно, что в стрессовых ситуациях вы сосредоточиваетесь на отрывках из прочитанных книг.
Дальше он что-то говорил про псевдоамериканский стиль, многократно употребив термин «сопереживание».
Они это умеют: берегите бумажник — цену заломят охренительную. Теперь мне припомнился отрывок из «Почему так важен Синатра» Пита Хэмилла:
Итальянцы, переселившиеся в Америку, очень страдали. В Новом Орлеане жюри оправдало восемь итальянцев, обвиняемых в убийстве, и еще по поводу трех не пришло ни к какому заключению. Граждане взбесились, утверждали, что это дело рук мафии. Толпа числом несколько тысяч человек штурмовала тюрьму. Двоих вопящих от ужаса итальянцев повесили на фонарных столбах. В третьего всадили сотню пуль. Семерых расстрелял расстрельный взвод. Еще двое спрятались в собачьей будке, так их выволокли оттуда и разрубили на куски.
В шестидесятых годах Фрэнк Синатра сказал:
Когда я был молод, люди спрашивали меня, зачем я посылаю деньги в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения. Я отвечал: потому что мы все там, приятель. Не только черные болтались на их гребаных веревках.
Аминь.
Неподалеку от паба «У Свини» есть узкий переулок, где даже днем сумеречно. Там на время устраиваются алкаши, пока их не выгоняет оттуда темень. Пьяницы больше чем кто-либо любят свет. Я зашел в переулок, сверился с часами… Половина одиннадцатого. Если Кейси следует своему ритуалу, то через час он появится. Я прислонился к стене, постарался устроиться удобнее. Из-под стены выскочила крыса, пробежала по моим ногам и исчезла. Я не пошевелился. Никогда нельзя привлекать их внимание. По ногам, когда крыса их коснулась, пробежал озноб. Где вода — там всегда крысы, и нечего их бояться, но я боялся.
А кто не испугается?
Достав пушку, я ощупал ее в темноте.
Я знал все подробности наизусть.
«Хеклер и Кох».
НК4, пистолет со свободным затвором.
Калибр: 32 АСР.
Емкость магазина: восемь патронов.
Длина ствола: 85 мм.
Вес: 480 г.
Прицел: установленный, узкий.
Особенности: поставляется полностью собранным.
Что еще требуется знать?
Один из лучших пистолетов, какие только можно сегодня найти.
Если вы когда-нибудь захотите вогнать даму в ступор, зачитайте ей вышеприведенное описание.
Если вы не в состоянии произвести впечатление на своих приятелей футбольными талантами, зачтите вышеприведенное описание.
Vive la difference.
[6]
Раздались звуки, обычно сопровождающие закрытие паба. Народ вывалил наружу, крики, смех, один парень завернул в переулок, и я пригнулся пониже. Он расстегнул ширинку и оправился.
