— ?
— Вы сестра Билла?
Женщина отшатнулась от меня, как будто я собирался ее ударить. У нее был вид побитой собаки. Всей своей позой она напоминала жертву. Даже в глазах затаилось ожидание грядущего наказания. Я постарался принять самый мирный вид. Не слишком простая задача, если ты упакован в шинель, промок насквозь и стоишь в двух шагах от могилы. Женщина ответила:
— Да.
Как будто признавала себя виновной.
Я протянул руку и представился:
— Джек Тейлор.
Она медленно взяла мою руку и спросила:
— Вы были другом Билла?
У нее были огромные глаза, как блюдца; ничто плохое никогда ее не касалось. Мне не хотелось откровенно лгать этому человеку, поэтому я сказал:
— Мы вместе учились в школе.
— Билл не любил школу.
— Я тоже.
Казалось, ей стало легче, и она сказала:
— Очень мило с вашей стороны прийти в такой ужасный день.
Я не мог сказать ей правду. Малачи тронул меня за плечо и попросил:
— Можно тебя на одно слово?
— Одно слово?
Я посмотрел на Мэгги:
— Извините меня, я сейчас вернусь.
Повернулся к нему и рявкнул:
— Что надо?
Малачи отшатнулся. Господи, что это с ними со всеми? Наверное, от меня исходили такие токи, которые могли убить. Он проговорил:
— Я удивился, увидев тебя здесь.
— Как будто это твое дело.
Малачи сделал бесполезную попытку стереть влагу с лица. Даже его стоячий воротничок был мокрым насквозь. Он сказал:
— У твоей матери случился инсульт.
— Да?
— Господи, неужели это все, что ты можешь сказать?
— Где она?
— Теперь уже дома. Ты ее навестишь?
— Подумаю.
— У тебя сердце Сатаны.
— Благодарю.
Я снова повернулся к Мэгги. Она с тоской смотрела на могилу. Я хотел взять ее за руку, но подумал, что она вздрогнет. Предложил:
— Мэгги, хотите, я поймаю вам такси?
— Нет, нет, у меня есть машина.
Заметив мое изумление, она объяснила:
— Билл мне ее купил. Заставил меня учиться водить. Мне это трудно давалось, я бы бросила, но вы ведь знаете Билла. Он был не из тех, кому можно возражать.
Я кивнул. Вот под этим я и сам бы мог подписаться.
Мэгги посмотрела на меня:
— Я не знаю, что надо делать после этого.
— После этого?
— Ну, вы знаете, люди снимают рестораны и устраивают поминки, но…
Ее огорчение из-за отсутствия людей можно было почувствовать на ощупь, поэтому я не удержался:
— Почему бы нам не пойти и не выпить за упокой его души?
Ужасно было видеть, как Мэгги ухватилась за эту спасительную фразу. Она почти воскликнула:
— А вы не пойдете… это было бы чудесно… Я заплачу… Мы сможем поговорить о Билле… и…
Сердце мое упало
Ее машина, «тойота», стояла прямо у ворот. Она села за руль. Вид у нее был совершенно растерянный. Но прежде чем я успел заговорить, она взяла себя в руки, с третьей попытки машина завелась, и мы выехали на дорогу. Мэгги виновато улыбнулась:
— Плохо у меня получается.
— Не беспокойтесь.
Я решил, что нам обоим хватит. Мы ехали со скоростью улитки. Другие водители поливали нас руганью. Я предложил:
— Может быть, стоит включить третью скорость?
— Ох…
Когда мы проезжали паб «У Тонера», я попросил:
— Остановитесь здесь.
Нашу попытку припарковаться сопровождал визг шин. Наконец мы встали за фургоном.
Мэгги спросила:
— Машина тут будет в безопасности?
По крайней мере, до того момента, как появится водитель фургона. Я произнес:
— Конечно.
* * *
Когда все закрылось,
Я почувствовал, что закрылся и я
И как
Мне вернуть себя обратно?
К. Б.
~ ~ ~
Паб размещался на большой террасе с задней стороны здания. Несмотря на мерзкую погоду, там было светло и приятно. Бармен кивнул нам:
— Сейчас подойду.
Мы сели, и Мэгги сказала:
— Я вас угощаю.
Мне пришло в голову, что ей очень редко приходится произносить эту фразу. Когда подошел бармен, она попросила:
— Мне маленькую рюмку шерри.
Я заказал виски.
Ожидая заказ, мы сидели молча. Казалось, Мэгги это не мешало — наверное, она к такому привыкла. Когда принесли выпивку, я поднял рюмку:
— За… Билла.
Тут она начала плакать.
Негромкие такие рыдания. Хуже того, ее тело так сотрясалось, что было больно смотреть. Слезы катились по щекам и капали в рюмку. Я смотрел в окно на дождь.
Я вспоминал строчки из Мертона, которые были созвучны моему душевному состоянию.
Я не открывал глаз, больше из равнодушия, чем по какой-то другой причине. Но все равно не было смысла их открывать, чтобы посмотреть на гостя, посмотреть на смерть. Смерть — это кто-то, кого ты видишь очень ясно глазами, глядящими из середины твоего сердца; глазами, которые не реагируют на свет, но реагируют на озноб, гнездящийся в самом центре твоего сердца.
Мэгги вытерла глаза и проговорила:
— Здесь очень мило.
— Очень.
— Я редко где-нибудь бываю.
Я поискал подходящее клише для ответа, не нашел и спросил:
— Билл говорил с вами о Рите Монро? Вздрогнув, Мэгги ответила:
— Он был одержим ею.
— Почему?
Она отпила глоток шерри и начала:
— Билл обожал нашу маму. Но она не была… ну, я думаю, она была очень… хрупкой…
Мэгги нервно рассмеялась и продолжила:
— Полагаю, она передала мне это. Так или иначе, но мама постоянно болела и часто… наносила себе вред. Тогда ее отправляли в больницу. Надолго. Билл не мог этого понять. Он впадал в ярость, винил отца, винил меня. Он ужасно радовался, когда мама возвращалась домой. В те периоды, когда она себя хорошо чувствовала, Билл становился совсем другим. Радостным. После смерти мамы отец посадил нас и рассказал о ее пребывании в монастыре Святой Магдалины, объяснил, что она так и не оправилась. Рассказал о том, что эта женщина, Рита Монро, выбрала ее мишенью для своих издевательств. Как только Билл об этом узнал, он стал просто одержимым…
