— Ее звали Карен, Карен Лоу, она жила вон там около года, иногда заглядывала в магазинчик. В тот вечер, когда это случилось, она встречалась с друзьями и рассталась с ними около десяти вечера. А без четверти одиннадцать кто-то нашел ее лежащей там, вызвал «скорую помощь» и полицию.
Я постарался сформулировать следующий вопрос как можно более тактично:
— Может быть, она выпила лишнего?
Женщина энергично тряхнула головой:
— Нет, я ее знаю… О, mon dieu, я ее знала. Она иногда ходила в паб, но всегда ограничивалась стаканом лимонада…
Тут она воззрилась на меня:
— Вы не из полиции?
— Нет, нет… Я… из страховой компании.
Женщина чуть не сплюнула и сказала:
— Merde! Они обожают, когда люди платят им деньги, но от них вы никогда ничего не дождетесь. Вы знаете, сколько мне заплатят за магазин?
Я не хотел рекламировать никакую страховую компанию, но решился предположить:
— Много?
Она яростно затрясла головой, в уголке рта скопилась слюна. Я изменил свое мнения насчет ее привлекательности. Теперь я считал, что у нее не все дома. Она сказала:
— Скажите этим мудакам…
Пауза.
Женщина взглянула на меня:
— Это правильное слово?
Кто я такой, чтобы спорить? Хотя подобного выражения от француженки не ожидал. Я бы скорее рассчитывал на что-то более классное, оскорбительное, но элегантное, как положено французам по праву рождения. Но я лишь кивнул, правда без энтузиазма, и она продолжила:
— Скажите им, пусть платят.
— Обязательно.
И я быстро ретировался. Мгновение назад я подумывал, не пригласить ли женщину куда-нибудь, теперь я считал, что ее следует засадить в психушку. Дойдя до магазина подержанной одежды, я рискнул оглянуться. Она все еще стояла у подножия лестницы, уперев руки в бедра, и кипела от ярости. Я свернул направо и направился к центральному магазину на Эйр-сквер. Интересно, не тот ли это «молл», о котором болтала американская девчонка? Там на первом этаже открытое кафе. Я подошел к прилавку, взял кофе и тут заметил блондина, который давно ходил за мной хвостом. Он помахал рукой, показывая на свободный столик, и сел.
Я заплатил за кофе, и девушка сказала:
— Приятного вам дня.
От неожиданности я сумел только что-то проворчать. Непросто нести чашку с кофе и опираться на трость, так что я не слишком быстро добрался до столика.
Блондин поднялся:
— Позвольте вам помочь.
Взял чашку, поставил ее на столик и снова сел. Вблизи он оказался моложе, не дать больше восемнадцати. Я сел и посмотрел ему прямо в лицо. Что-то было не так с его левым глазом. Парень улыбнулся и сказал:
— Джек Тейлор?
Как будто мы были старыми друзьями. Я возмутился:
— А вы кто, черт возьми?
Улыбка сползла с его лица, как будто он не мог поверить, что я его не узнал. Спросил:
— Вы меня не помните?
— Нет, не помню.
Блондин нахмурился, что подчеркнуло странность его левого глаза. Все его поведение определенно было рассчитано на то, что я его узнаю. С ноткой отчаяния он заявил:
— Я Ронан Уолл.
Я вынул из кармана сигареты очень медленно, потом еще неспешнее достал зажигалку. Его терзало нетерпение. Когда я наконец закурил и выдохнул дым, я сказал:
— Ты так это говоришь, будто это должно что-то значить. Ни хрена это для меня не значит, парень.
Слово «парень» ему не понравилось. Он начал стучать пальцами по столу, затем неохотно произнес:
— Лебеди.
Вот теперь я вспомнил. Несколько лет назад кто-то взялся отрубать головы лебедям в провинции Клада. Общество защиты лебедей наняло меня, чтобы разобраться. Не самый лучший период в моей жизни. Я глубоко завяз в разных неприятных событиях, так что не смог сразу сосредоточиться. Мне пришлось ночью сидеть, согнувшись, у стены, отгоняя лебедей и внутренних демонов. Я поймал преступника. Им оказался шестнадцатилетний парнишка, у которого явно съехала крыша. Он потерял левый глаз во время этих событий. Я припомнил, что он был из состоятельной семьи с влиянием, поэтому дело замяли. Кроме глаза, у блондина не было ничего общего с тем психом, которого я видел раньше. Я заметил:
— Ты изменился.
Теперь он снова воспрянул духом. Выпрямился и сказал:
— Полностью.
В голосе послышалось самодовольство, это был тон человека, который достиг определенных высот и уже не подвержен мелким слабостям. Я загасил сигарету, посмотрел парню в лицо и объяснил:
— Я имел в виду, физически.
Он немного растерялся, поколебался и заявил:
— Я вылечился.
Я не возражал поиграть с ним еще, потому сказал:
— Замечательно. Теперь уже не хочется рубить головы лебедям?
Я увидел, как сжались его кулаки. Недавняя живость исчезла, но он попытался улыбнуться и проговорил:
— Я тогда болел, но мне оказали помощь, самую лучшую, и… теперь я студент, у меня только отличные оценки.
Я почувствовал инстинктивную неприязнь к блондину. Всего лишь мальчишка, но чувствовалось уже в нем нечто более взрослое, злобное. Я сказал:
— Что ты изучаешь? Сомневаюсь, чтобы ты захотел стать ветеринаром, или ты изменился… прости, вылечился… до такой степени?
Парень уже полностью был в игре, глаза, вернее, глаз стал напряженным. Он улыбнулся уголком рта:
— Я собираюсь получить степень по искусству.
В моей голове замелькали цифры, соединились точки, и родилось сумасшедшее заключение. Блондин ходил за мной, он раньше привлекался за жестокое обращение, и вот он сидит здесь. Зачем? Я набрал в грудь воздуха и спросил:
— Синг не требуется?
— Что?
— Джон Миллигтон Синг. Будет тебе, ты ведь изучаешь литературу, разве тебе не попадались драматурги?
Если он и был виновен, то ничем это не показал. Мне следовало действовать осторожно. В последний раз, когда я назвал убийцу, я ошибся, и был загублен невинный молодой человек. Воспоминание об этой чудовищной ошибке будет преследовать меня до моих последних дней. Я никак не мог позволить себе еще раз пройти тот же путь. Я пошел прямым путем, просто спросил:
— Зачем ты ходил за мной?
Парень оживился, обрадовался, будто уже не надеялся, что я спрошу.
— Я хотел поблагодарить вас.
— Что?
— Честно. Я был очень болен, мог попасть в настоящую беду, но появились вы, и в результате мне помогли, и теперь я совершенно новый человек.