Итак, мы с Маргарет начали «прочерчивать линию», как в стародавние времена. Мы отправились в кино, прогулялись вдоль залива и покормили лебедей.
Все, как положено в Голуэе.
Я не стал рассказывать ей про убийцу лебедей. Я однажды заметил его около церкви, он стоял, подпирая статую Пресвятой Богоматери. И я не шучу, он действительно к ней прислонился плечом к плечу, ноги расслаблены, как будто он ее лучший приятель. А ведь было время, когда из церкви выскочил бы священник, дал бы ему в ухо и закричал: «Ах ты, поганый щенок. Кто твой отец?»
Теперь такого не увидишь. Священники теперь так боятся пистолетов, что держатся тише воды и ниже травы. При всех этих скандалах церковь уже не может рассчитывать на уважение людей, им бы только не встретиться с толпами линчевателей.
Разумеется, Ронан помахал мне, и Маргарет спросила:
— Вы его знаете?
Как ответить? Я сказал:
— Мы встречались.
Она взглянула на блондина и заметила:
— Он прислонился к Богоматери.
— Вижу.
Парень немного подвинулся и обнял статую за талию. Маргарет разозлилась и сказала:
— Кто-то должен с ним поговорить.
Лозунг наших времен. По мере того, как росло число случаев нарушения общественного порядка, и с появлением массы хулиганов этот лозунг перестает привлекать внимание. Я ответил так же, как и многие другие:
— Не обращайте внимания.
И мы пошли дальше, внеся свою маленькую лепту в огромное море безответственности, которое разъедает саму ткань порядочности.
Маргарет было сорок пять лет, и она недолго была замужем за «холодным человеком». Ее собственные слова. После двух лет во льдах, она от него ушла.
— Значит, вы технически все еще замужем? — спросил я.
Она печально улыбнулась, и ее ответ передал всю сущность ирландской женщины.
— Если брак связан с любовью, то мы никогда и не были женаты.
И больше о замужестве не упоминала. Да и хотелось ли мне об этом знать? Я рассказал ей о своем неудачном браке с Кики, и выяснилось, что мне еще меньше есть что рассказывать, чем Маргарет. Поэтому мы оставили наши браки позади вместе с печалью. Я повел ее на пьесу Джона Б. Кина в зале городской мэрии, которая ей очень понравилась. Я же все время думал о Синге и о том, как мало я о нем знал. Я решил добраться до Чарли Бирна и исправить это положение.
Постель.
Мы ходили кругами вокруг этого вопроса, не зная, как к нему подступиться. Я несколько раз целовал Маргарет при расставании и чувствовал, что каждый раз она обнимает меня немного крепче. Я был у нее дома, в просторной квартире на верхнем этаже в Гринфилдз. Она даже однажды приготовила мне ужин — ирландское жаркое — и сказала:
— Я решила, что ты из тех мужчин, кто предпочитает мясо и картошку.
Я не стал возражать.
Единственное, чего мы избегали во время наших свиданий, были пабы, основа основ ухаживания по-ирландски. Я решил поговорить без обиняков и предложил:
— Мы можем зайти выпить. Я не буду мучиться.
Маргарет внимательно посмотрела на меня:
— Я не любительница выпить, иногда немного вина за едой, но алкоголь не является важной частью моей жизни.
Я так и не увидел, как она пьет этот редкий бокал вина, но не стал настаивать. Она спросила:
— Ты боишься физической близости?
Вот прямо так, в лоб. Я ответил:
— Нет, просто я слегка потрепан. Когда наберу скорость, собираюсь выступить.
Заработал грустную улыбку. Маргарет сказала:
— Давай же направим тебя по этой дороге выздоровления.
У нее была подруга, физиотерапевт, которая согласилась помочь мне. Я начал заниматься с ней. Тяжелое дело, врагу не пожелаешь, но скоро я смог обходиться без трости. Мое колено никогда уже не заживет на все сто процентов, но хромать я стал не так заметно. В тот день, когда я выбросил трость, я переспал с Маргарет. Это было в пятницу. Мы ходили ужинать, вернулись к ней, и я, как обещал, выступил. Не слишком удачно, очень уж быстро. Мы лежали в кровати, и я заметил:
— Я исправлюсь.
Маргарет прильнула ко мне:
— Уж пожалуйста.
В новостях говорили только о войне в Ираке, и люди теперь были в курсе резолюций ООН. Ганс Бликс стал таким же популярным, как Боно. Фонд, организованный часовым в пабе «У Нестора» по поводу даты начала войны Бушем, развалился. Я спросил его:
— Что же случилось со всеми собранными деньгами?
Он уткнулся в свое пиво и отрезал:
— Все пари отменены.
Коротко и ясно. Напишите это на надгробии, получится забавно. Насчет возврата денег никто и не заикался.
Моя дружба с Джеффом начала потихоньку налаживаться, и я снова стал ходить в пивную. Снова сидел на жестком стуле за столиком, который служил моим офисом. Я слышал, что приятеля Джеффа, Пэта, того, которого кастрировали, перевели в Дублин долечиваться. Иногда его судьба бросала тень на наши отношения, но мы никогда не обсуждали ее напрямую.
Я удивился, когда Кэти попросила меня посидеть с их дочкой, Сереной Мей. Я спросил:
— Понянчить ее?
— Вот именно.
— Господи, Кэти, я не знаю.
Кэти немного поправилась, и ей это шло. Она взяла на себя роль матери и домохозяйки с восторгом. Она уже совсем не напоминала обдолбанного панка, которого я когда-то знал. Исчезли почти все следы ее лондонского акцента. Я об этом сожалел. Теперь она говорила как актриса, которая хотела сойти за ирландку. По большей части ей это удавалось.
В те дни и вечера, когда я присматривал за девочкой, я ощущал покой. Малышка не умела ходить, но прекрасно передвигалась на четвереньках. Она вроде бы меня узнавала и сидела тихо, как во время молитвы, когда я ей читал. В основном кучу детских стихов. Я читал ей и по-ирландски, и если Кэти возвращалась рано, она говорила:
— Продолжай. Мне нравится слушать этот язык
Как правило, это был M'Asal Beag Dubb. «Маленький черный ослик» Пэдрега О'Конора. Я не стал говорить Кэти, что в данном случае пьяница читал произведение пьяницы. Она сказала:
— Я слышала, ты с кем-то встречаешься.
Пусть Голуэй и город, но все же это маленький город. Я пробормотал:
— Да вроде того…
Кэти засмеялась:
— Когда ты нас с ней познакомишь?
— Скоро, очень скоро.
Приближалось событие, накапливавшее свою черную разрушительную энергию, чтобы разорвать мою жизнь в клочки, из которых уже ничего не удастся сложить. Кэти сказала:
