— Да, сэр?
— Я знаю, кто убил нашего студента.
Макдональд вздрогнул, пробормотал:
— Сэр, я отстранен, без оплаты. Супер…
— Ерунда. Я разберусь, двигай сюда.
Клик.
_
Главный принцип Морита-терапии — перепугаться до смерти и сделать то, что нужно было сделать.
Фоллз была перепугана. Первые несколько дней ушли на детоксикацию. Они все слились, казались ей мутным пятном: она рыдала, просила «дорожку» или таблетку, все что угодно, только заглушить боль. Врач пояснил:
— Медицинские препараты мы используем только в самых трудных случаях. У вас склонность к наркотикам эмоциональная, ваше тело еще не зависит от наркотиков физически. Мы захватили процесс вовремя. Еще бы неделя, и кто знает… Что бы вы ни думали, в конечном итоге лучше обойтись без транквилизаторов.
Фоллз с ненавистью посмотрела на него, сказала:
— Легко вам говорить. Если вы не против, я бы рискнула.
Он терпеливо улыбнулся — отчасти с презрением, отчасти с жалостью — и сказал:
— Лучше всего побольше пить, есть и принимать витамины.
Он держал в руках ее карту. Спросил:
— Вы работаете в полиции?
— Да.
— Хм…
В грубой интерпретации это означало: «несчастная сучка». Фоллз спросила:
— Что?
— Ну, я подумал, что быть наркоманкой при вашей работе — это, наверное, создает определенные неудобства?
Фоллз подумала: «Вряд ли в тюрьме хуже».
И ответила:
— Определенные неудобства — это вы верно заметили.
На четвертый день миссис Фокс, та самая женщина, которая всем руководила в заведении, сказала:
— Элизабет, сегодня вы выходите в люди.
Фоллз не могла вспомнить, когда сказала ей свое имя; помолчав, она спросила:
— В люди?
— Да, вы будете жить в комнате вместе с Эмили, займете свое место в доме.
— Повезло мне…
У миссис Фокс было доброе лицо. Этому обучают в психотерапевтических школах. Выражение ее лица означало: «Я уже все слышала, шокировать меня нельзя. Кроме всего прочего, я тебя люблю, бесполезный ты кусок дерьма».
И голос у нее был соответствующий. Тихий, ровный, воплощающий сочувствие. Теперь, однако, в нем слышался холодок.
— Никому не по душе сарказм, Элизабет. Он не поможет вам вылечиться.
— Да, конечно, — кивнула Фоллз.
Ей показали светлую комнату с двумя кроватями. Миссис Фокс сказала:
— Эмили на групповом занятии. Следующие четыре дня у вас испытательный срок.
— И что это значит?
— Вы не смотрите телевизор, не читаете газеты, не звоните никому и не принимаете телефонных звонков.
Фоллз села на кровать и сказала:
— Вы ведь в самом деле от этого тащитесь, правда?
Улыбка миссис Фокс стала еще шире.
— Возмущение — обычное дело на этом этапе, Элизабет.
— Прекратите меня так называть!
Улыбка на мгновение исчезла, затем снова вернулась на место, и миссис Фокс прибавила:
— Привилегии нужно заслужить.
Фоллз решила тоже улыбнуться, спросила:
— И чью задницу нужно целовать, чтобы их заслужить? Кроме вашей, разумеется?
— Мы настаиваем только на взаимодействии и честности плюс искреннее желание воспринять дух этого дома.
— Стать частью команды?
— Можно и так сказать.
Поскольку Фоллз больше вопросов не задавала, миссис Фокс повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась, сообщила:
— В вашем случае мы сделали одно исключение.
— Не терпится услышать, — с иронией проговорила Фоллз.
— Детектив-инспектор Нельсон, особый друг нашего дома, попросил разрешения навестить вас сегодня вечером. Мы слегка нарушили наши правила, и он будет здесь в семь.
После ее ухода Фоллз с удивлением почувствовала, что с нетерпением ждет этого визита. Хотя что еще у нее есть? Ничего.
Открылась дверь, и вошла женщина. У нее были тощая фигура, редкие рыжие волосы и бледное лицо. Женщина протянула руку и сказала:
— Я Эмили.
Фоллз пожала ей руку, которая оказалась липкой и вялой. Если бы она как следует ее сжала, сломались бы все косточки. Сказала:
— Привет, Эмили.
Женщина закрыла дверь, произнесла:
— Ш-ш… ш-ш… ш-ш…
— Ладно, — кивнула Фоллз.
Затем Эмили подошла к окну, выглянула наружу, снова вернулась к Фоллз и прошептала:
— У меня есть для нас сюрприз.
— В самом деле?
Она достала шоколадку и сказала:
— Я с тобой поделюсь.
— Спасибо.
Эмили сосредоточилась, разломила шоколадку на две равные части и протянула одну половинку Фоллз. Сказала:
— Почти так же хорошо, как оргазм.
Фоллз не знала, что на это сказать, — да и кто знает? Эмили некоторое время рассматривала ее, наконец сказала:
— Я никого черного не знаю.
Фоллз перебрала несколько резких ответов, но девушка с ней поделилась, так что…
— Ну, мы, черные, тоже очень любим шоколад, так что теперь ты уже кое-что о нас знаешь.
Эмили улыбнулась, обнажив измазанные шоколадом зубы, и сказала:
— Ты здесь будешь единственной цветной. У нас есть азиатка, но я не думаю, что это одно и то же. Почему ты здесь?
— Дурь.
— Я тоже, еще в магазинах воровала, я это очень люблю.
Фоллз подумала: «Не рассказать ли ей, чем я занимаюсь?», но, решив подождать, спросила:
— Ну и как здесь?
Эмили закатила глаза, затем ответила:
— Им нравится тебя ломать, чтобы ты призналась, что ты никудышная, потом они переделывают тебя с помощью разного позитивного дерьма. Остерегаться надо мужика, которого зовут Элан: он специализируется на ссорах, пытается тебя сломать, заставить плакать, просить прощения. Я его ненавижу. В нем росту пять футов с кепкой, и вид у него такой, будто он солнца в жизни не видел.
Фоллз доела шоколад, почувствовала небольшой прилив бодрости от сахара и заявила:
— Ты еще увидишь, позволю ли я какому-то карлику взять меня за яйца.
Эмили пришла в восторг, хлопнула в ладоши, спросила:
