– Вот только теперь можно сказать, что эта история закончилась, – медленно проговорил Равиль.
– Ну что ж, – Олег Иванович придвинулся к столику, открыл бутылку и разлил коньяк по стаканам. – Счастливой дороги... Будете в наших краях, не проходите мимо, нам есть что вспомнить, о чем поговорить.
– И вы не забывайте нас, Москва всегда вас ждет, посидим, поокаем.
– Спасибо... Бог даст, увидимся. – Олег Иванович чокнулся со всеми. – Жалко...
– Маньяка? – спросил Равиль.
– Жалко, что все так получилось. Видимо, Бог над ним сжалился. Ничего хорошего впереди его не ожидало. Сексуальным маньякам, особенно которые на детишках попались... в тюрьме тяжело, к ним особое отношение, вы понимаете, о чем я говорю... А дальше что? Дальше пожизненное. – Олег Иванович молча закусил дыней, посмотрел каждому в глаза, как-то вымученно улыбнулся. – Все, ребята. Пойду я... Там у нас сейчас такая суматоха... Настоящий кошкин дом. Счастливой дороги. – Он пожал руки Андрею и Равилю. – А с вами я не прощаюсь, – повернулся он к Наташе и Амоку. – Может, сегодня увидимся у Славы. Подъеду я к нему, побазарить надо, как выражаются мои клиенты.
И следователь, махнув на прощание рукой, вышел из купе.
Наташа расцеловала Андрея и Равиля, пожал им руки Амок, и они тоже ушли. Постояли у окна, помахали руками, помаялись несколько минут и, похоже, даже обрадовались, когда поезд медленно тронулся с места.
– Проводи ты меня до Джанкоя, до Запорожья меня проводи, не хочу расставаться с тобою, может, что-то у нас впереди... – медленно проговорил Андрей, глядя на проплывающий мимо окон вагона феодосийский пляж.
– Что-то ты стихами заговорил, – усмехнулся Равиль.
– Наши друзья снабдили нас стихами на все случаи жизни. Этими строчками я когда-то с кем-то уже прощался...
– Даже так... Что я могу тебе сказать с высоты моей колокольни, – проговорил Равиль. – Уж если все случилось так, а не иначе, значит, иначе случиться и не могло.
– Могло. Я-то знаю, что могло.
– Это если посмотреть с твоей колокольни.
– Каждый смотрит со своей... А Света сейчас смотрит со своей, там, в потустороннем мире...
Равиль усмехнулся, посидел молча, глядя в окно на яркую, солнечную, визжащую жизнь феодосийского пляжа, повернулся к Андрею.
– Я сейчас скажу одну вещь, только ты не удивляйся... Нет никакого параллельного, потустороннего, соседнего мира.
– Это как? – отшатнулся Андрей на стенку купе.
– Нет его, – повторил Равиль.
– Но я там был! Ты сам меня туда отправлял! Я там видел Свету, видел Лену.
– Не был ты там, потому что этого мира нет.
– А где же я был?
– В себя заглянул чуть поглубже.
– Но ведь Лена дала мне наводку на маньяка, сказала, где его портрет искать! Света рассказала, как убивал ее этот маньяк!
Равиль печально покачал головой:
– Все в человеке, Андрей, все в человеке. Ни Лена, ни Света не сказали тебе ничего такого, чего не знал бы ты сам. Я не отправляю человека в другой мир, мне удается иногда приблизить человека к его собственному подсознанию. Вот и все. Вот вы называете меня маг, экстрасенс, колдун... Не возражаю. Называйте. Поскольку вы сами верите, что я такой, мне легче с вами работать. Я говорю человеку – хочешь пообщаться со своей мамой, которая умерла десять лет назад? Хочу, говорит он. Пожалуйста! – и он видит свою маму. А совесть-то начеку! И он, зная и помня о своих грехах, слышит от мамы те слова, которая она произносила когда-то, пытаясь уберечь его от пьянства, разврата, наркотиков, воровства... Прошли годы, он давно забыл об этих ее словах, может быть, она их и вовсе не произносила, а проговаривал он их себе сам, но в подсознании эти слова в целости и сохранности, вплоть до самой неприметной интонации, до выражения лица, до слезинки матери, до слезинки, которую когда-то он и не заметил.
– Лена сказала мне, что есть портрет маньяка и он в квартире! – отчеканил Андрей.
– Ты знал об этом портрете, – терпеливо сказал Равиль. – Ты держал в руках папку, в которой хранились рисунки Лены. И ладошку с укороченным мизинцем ты видел раньше. Ты просто не обратил на нее внимания, не насторожился, не сделал никакого вывода. И когда я позволил тебе заглянуть в собственное подсознание, эти твои знания выплыли наружу. А я только художественно оформил твои воспоминания – пустынная дорога, голубая река, берега в цветах, поющие птицы, Лена в каком-то балахоне, который скрывал ее истерзанное тело... Я всего лишь помог разыграться этому твоему воображению.
– Хорошо! – Андрей выскочил в коридор вагона, тут же вернулся и сел напротив Равиля. – Хорошо. А спичечный коробок? Как ты догадался, что цепочки там?
– Этот коробок часто держал в руках маньяк, и от него шла какая-то вибрация, я ее почувствовал. А кроме того, простая сообразительность. Я знал, что комната обыскана. Искать что-то в шкафу, в одежде, среди посуды бесполезно. Находка может оказаться только там, куда руки оперов не дотянулись.
– А камень на кладбище? Почему вообще ты пошел на кладбище? Ты знал об этом камне?
– Ты сам сказал мне о нем после свидания со Светой там, в своем подсознании.
– Значит, она сказала мне о нем! Там! В том мире!
– Нет... Были времена, когда ты каждый год бывал в Коктебеле, по месяцу, по два... Бродил по поселку... Со Светой ли, с Жорой... И камень видел. И надпись читал... А когда произошли эти печальные события, камень и выплыл из твоего подсознания. А после того, как ты сказал мне о нем, я сходил на кладбище. Ведь не зря же ты вспомнил об этом камне... И я пошел. Побродил. Присел...
– Именно на этот камень?!
– Да.
– И как-то само собой получилось, что ты прочитал надпись?
– Да.
– А как понимать эту надпись? Камень старый, лежит давно, а дата смерти маньяка на нем сегодняшняя! Это как?
– Не знаю, – Равиль беспомощно развел руками.
– А предположения?
– Нет у меня никаких предположений, догадок, прозрений. Я просто не знаю, как это объяснить.
– Ведь на камне полностью и правильно написано его имя, дата его рождения и дата смерти! А камню сто лет! Там уже некоторые буквы почти стерлись от времени! А дата смерти сегодняшняя!
– Совершенно верно, – улыбнулся Равиль.
– И как это понимать? Значит, сто лет назад, когда кто-то высекал надпись на камне, уже было известно, что появится маньяк, что мы его поймаем, а кто-то в больнице его зарежет?! Как это понимать?
– Не знаю.
– Но если все это есть, и камень на коктебельском кладбище лежит...
– Лежал сегодня утром, – уточнил Равиль.
– А что, его там уже нет?
