– Точно долгая?
– Точно, – не задумываясь, ответил Жора. – Я тут в очереди за вином познакомился с одной женщиной, москвичка, между прочим... Она мне даже стихи посвятила... Хорошие стихи, про нашу с ней любовь. Так вот она немного на картах гадает.
– И что же нагадала?
– Долгую жизнь, – ответил Жора, как нечто совершенно естественное и закономерное.
– Совместную?
– Нет, мы порознь живем. Я здесь, а она в Москве. О совместной жизни речь не идет. Разве только она мне свои стихи пришлет, а я ей – свои.
– А эти вот... Постели-Коктебели... Это все о ней?
– Нет, это о другой женщине. Та в Питере живет. Недалеко от Аничкова моста. У меня и о ней есть стихи... Я там даже Аничков мост называю своим именем. А вот и Жанна!
Действительно, в неверном, мерцающем свете площади я увидел уже знакомую стайку девушек. Жанна вскинула по своей привычке руку высоко вверх, помахала ладошкой, но не подошла. Сделала какой-то неуловимый жест, но я понял – она хотела сказать, чтоб мы не исчезали, она подойдет попозже.
– Слишком хороша для меня, – простонал Жора. – Слишком.
– А так бывает?
– Бывает, мой друг, бывает!
– А как ты узнаешь – какая для тебя слишком хороша, а какая в самый раз?
– Это не я, это они определяют, – умудренно протянул Жора. – И должен тебе сказать – безошибочно. Как им это удается – понятия не имею. Мистика. Колдовство. Нечто сверхъестественное. А если перевести на прозу жизни, то мои – это те, которым достаточно на ночь бутылки мадеры. Ну, может быть, две бутылки. На двоих. Все те, которые мечтают о большем, обтекают меня, не касаясь. Как вода обтекает замшелый, вросший в дно, покрытый тиной камень. Красиво сказал? Сам чувствую, что неплохо выразился.
Поредевшая сентябрьская толпа продолжала медленно плыть мимо нас с обычной вечерней усталостью. Люди на ходу всматривались в выставленные камни, картинки, фотографии, керамические поделки и шли дальше. Время покупок еще не пришло, покупали перед отъездом, когда была уверенность, что хватает денег и на обратный билет, и на бутылку коньяка в дорогу.
Время от времени я оглядывался назад.
Море штормило, дул несильный ветер, пляж был совершенно пуст. Значит, с тыла удара можно не опасаться, если выстрел и будет, то в лицо. А это уже вселяло кое-какие надежды. Темные окна столовой Дома творчества тоже не вызывали опасений – все двери были заперты, форточки закрыты, и вряд ли кому придет в голову устроить там засаду.
На площади возникло небольшое оживление – появился полуголый босой детина с нечесаными волосами до пояса, и при нем громадная собака. Не то тигровый дог, не то еще что-то более загадочное. Дог был стар, шел с трудом. Из сумки у детины выглядывал красновато-рыжий кот персидского облика – нахальная морда, сонный взгляд, недовольно нахмуренные брови. Детина остановился, собака тут же, не теряя времени, улеглась на асфальт и положила морду на лапы. Хозяин вынул из сумки кота – тот оказался привязанным веревкой к большому, килограмма на три, камню, чтоб не сбежал. Но кот не собирался убегать. Как и собака, он тут же улегся на теплый, разогретый за день асфальт. Хозяин тем временем положил рядом с догом шляпу и установил картонку. На ней была нарисована тазобедренная кость и надпись шариковой ручкой: «Подайте на косточку». Похоже, собака кормила и себя, и кота, и хозяина.
Люди проходили мимо, добродушно смеялись, но денег не давали. Жлобились. Полагали, что все это предназначено для их увеселения. С таким убеждением им легче было жить.
Толпа продолжала медленно проплывать передо мной, а я все прощупывал ее в надежде увидеть, узнать человека, которому я, возможно, понадобился. Но нет, ничего подозрительного не увидел.
– А вот и я! – Жанна стояла в двух шагах, я даже не заметил, с какой стороны она появилась.
– Прекрасная погода, не правда ли? – неожиданно откуда-то выскочили эти слова, уже произнеся их, я понял, что не надо бы, не надо бы – кто-то из наших говорил их довольно часто, они стали почти поговоркой, предназначенной для внутреннего пользования.
– Да, действительно! – легко подхватила Жанна. – Луна, как никогда, щербата, лунная дорожка размазана по волнам, а удары прибоя говорят о том, что утром купаться будет невозможно.
– О, друзья мои! – воскликнул Жора радостно. – Вы опять вместе! Это обнадеживает. Это говорит о том, что жизнь продолжается и будет продолжаться еще некоторое время.
– Долгое время? – поинтересовалась Жанна.
– Достаточное для того, чтобы совершить все, предназначенное природой! – Жора не задумывался ни на секунду. Многолетний южный опыт позволял ему в подобных разговорах чувствовать себя уверенно и неуязвимо. – Кстати... А не выпить ли нам по глоточку мадеры? Золотистой, коктебельской мадеры, а?!
– Разве что глоточек, – сказала Жанна. Волосы она собрала в пучок на затылке, обнажив высокую загорелую шею, сама была в белом узком платье, которое едва достигало середины бедер.
– О! – сказал Жора и, обернувшись к парапету, вынул из черной клеенчатой сумки бутылку и пивной бокал с фирменным знаком «Оболонь».
Из этого бокала мы и выпили мадеру, почти на равных выпили. Вечер сразу чуть изменился, сделался менее опасным и более соблазнительным. И шастающий в ногах у прохожих полутораметровый крокодил в кожаном наморднике, игуана с цепкими лапами, посверкивающими чешуйками кожи и тяжелым вислым хвостом, громадная собака, разметавшаяся посреди площади, хмурый персидский кот, такой же нечесаный и немытый, как его хозяин, действительно какая-то обкусанная луна, время от времени появляющаяся в разрывах ночных туч, загорелая до черноты Жанна в белом платье... Опять же бутылка мадеры на троих – все это создавало странное ощущение вдруг распахнувшихся возможностей, когда все можно, все допустимо и ты просто обязан всем воспользоваться. Даже не так, не воспользоваться – оценить и убедиться в том, что все вокруг прекрасно, более того, для тебя и создано.
Жора куда-то исчез, и я вдруг обнаружил себя на скамейке у причала, рядом со мной сидела Жанна. Между нами стояла пустая бутылка из-под мускатного шампанского и лежала смятая салфетка от чебурека.
– Я смотрю, ты любишь шампанское? – сказала Жанна, и я вдруг ощутил теплую волну от ее «ты».
– Да и ты вроде не отказывалась?
– Я – подневольная! – рассмеялась она. – Я только принимала угощение.
– Повторим?
– А выдержим? – и опять приятно царапнуло это «выдержим» – значит, мы вместе, заодно, как бы даже в сговоре.
– Обязаны, – сказал я.
– Обязанности надо выполнять.
– Сиди здесь, я сейчас приду. Хорошо?
– Хорошо.
– Не сбежишь?
– Зачем, Женя? И потом – куда?
– Вообще-то да... – согласился я.
