– Удачливее, – подсказал я, не заметив, как произнес это слово.
Лейтенант внимательно посмотрел на меня, склонил голову вперед, как бы упершись в невидимую преграду, которая мешала ему все понять и все увидеть.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, – я пожал плечами. – Просто поддержал вашу мысль. Вы перечислили факторы, которые позволили в той ночной схватке, если она, конечно, была... победить тому, а не этому. Вот и все. Как я понимаю, удача в таких делах может оказаться решающим фактором.
– Значит, удачливость, говорите, – продолжал лейтенант, не обратив внимания на мою словесную дымовую защиту. – Можно было бы предположить, что пистолет, оказавшийся при нем, как раз и был орудием убийства. Но нет! Застрелили его из другого пистолета. А поскольку выстрелов никто не слышал, то он тоже был с глушителем. То есть встретились в ненастную ночь два крутых мужика.
– Я читал в газетах, что киллеры бросают на месте преступления использованное оружие... Может быть, тот пистолет, который был при нем... и есть орудие убийства.
– Не надо, – лейтенант поднял вверх указательный палец. – В его пистолете не хватает одного патрона. Мы его нашли. Он успел выстрелить один раз. А в трупе – четыре дырки. Две пули в животе, одна в груди и, конечно, контрольный выстрел в голову. Визитная карточка любого приличного киллера. Значит, тот, в кого он успел выстрелить... Ушел. Может быть, даже с пулей. Дождь, – неожиданно закончил лейтенант.
– Не понял?
– Дождь смывает все следы. Детектив такой есть. Допускаю, что второй участник полуночной схватки тоже был ранен, из него тоже хлестала кровь... Но этого мы уже доказать не можем.
– Вывод напрашивается сам собой, – сказал я.
– Ну?
– Поликлиники, больницы, аптеки, частные врачи... Их всех надо обойти.
– Правильно, – кивнул лейтенант. – Уже.
– Быстро работаете.
– Стараемся. Но кто второй? Кто смог завалить такую махину? Вы видели этого мужика? Кошмар. А его, как теленка. С пистолетом в руке. Выстрелить успел. Такие не промахиваются. Где этот подранок? Где прячется и зализывает свои раны? Не верю я, что этот тип промахнулся. Мне уже некоторые говорили – видели его на набережной. Многие видели. Ни с кем в контакт не вступал. Шашлык ел в одиночку, коньяк пил в одиночку, на пляже лежал в одиночку. Кого он ждал?
– Ждал? – переспросил я, подталкивая лейтенанта к следующим его выводам, неплохим, между прочим, выводам. Грамотно у него все выстраивалось.
– И дождался! – указательный палец лейтенанта, как некое предупреждение, снова замер передо мной. – Он ведь его дождался!
– Действительно, – пробормотал я.
– И где?! – Лейтенант уставился мне в глаза с такой пристальностью, что у меня мурашки пробежали по спине.
– Как где? – это единственное, что я сообразил спросить.
– Где он дождался свою жертву? Под вашими окнами. – Лейтенант откинулся назад и в упор, с торжеством посмотрел мне в глаза. Будто уличил меня в ночном убийстве.
– Вывод убедительный.
– Я еще не все сказал. – Лейтенант снова уставился зелеными своими глазами в пространство, которое простиралось перед ним. И ни замызганные обои, ни торчавшие из них гвозди, на которых когда-то висели картины, – ничто не могло остановить его пронизывающего взгляда. – Ночь, дождь, гроза. Правильно?
– Да, все так и было, – подтвердил я.
– А он в белом костюме и при галстуке тащится в парк Дома творчества... Вы видели, какая лужа при входе сюда с площади? Десять на десять метров. Глубина – до сорока сантиметров. У этой лужи своя история, я помню ее с детства. Она всегда там образуется после хорошего дождя. Потом медленно куда-то впитывается, куда-то уходит. К обеду ее не будет. Так вот этот тип, – лейтенант снова кивнул в сторону моего окна, – полез в эту лужу, не боясь запачкать штанишки, промочить носочки... У него ноги насквозь мокрые.
– Так ведь дождь?
– Не надо, – лейтенант опять поводил рыжим веснушчатым пальцем перед моим носом. – По этой луже он прошел перед самой своей смертью. У него туфли, полные воды до сих пор. Дождь не наполнит туфли водой. Пальцы все равно останутся сухими. Значит, он все-таки прошел по этой луже. За кем? К кому так торопился? Что гнало его в эту грозовую ночь?
– Действительно.
– И с пистолетом в руке, – добавил лейтенант многозначительно. – С навинченным глушителем. Со снятым предохранителем. Кого он выследил? И кто, в конце концов, оказался удачливее, на чем вы все время настаиваете?
– Да я вроде не очень-то и настаиваю...
– Не надо! – На этот раз лейтенант выставил вперед розовую свою ладошку. – Коктебель – поселок небольшой, отдыхающих в сентябре остается немного, все на виду... Найдем. Кстати, когда собираетесь уезжать?
– Побуду пока.
– Паспорт с собой?
– По-моему, остался в администрации. Они взяли у меня в самом начале... Там что-то с пропиской, с выпиской...
– Да-да, так обычно делается. Значит, в ближайшую неделю никуда не собираетесь?
– Пока Жанна здесь... – начал я с улыбкой и замолчал.
– Прекрасно вас понимаю. Ну что ж, – лейтенант поднялся, – приятного отдыха. В Коктебель заглянуло бабье лето. Вам повезло. И с девушкой тоже. У меня такое ощущение, что она тоже кого-то ждала... Не вас ли, случайно?
– Я же говорил, мы здесь познакомились. На пляже.
– Да, я помню, вы именно так и сказали. Чем меня немало удивили. Да, это вам удалось.
– Чем же я вас удивил?
– Эта девушка не знакомится на пляже.
– Видимо, я – редкое исключение?
– Очень редкое. Мы еще увидимся, да?
– Всегда к вашим услугам.
– С вами приятно разговаривать.
– А я, честно говоря, вообще первый раз присутствовал при анализе происшествия, причем анализе профессиональном.
– Спасибо, – зарделся лейтенант – рыжие краснеют яростно, сразу всем лицом и, зная об этом, смущаются еще больше. – Мне кажется, что если я и допустил какие-то ошибки, то незначительные, а?
– Великие произведения всегда имеют некоторые погрешности, но они только украшают их, – ответил я со всей галантностью, на которую был только способен.
– Мне кажется, это не касается следствия. Ошибка, она и есть ошибка, – он обвел взглядом мою комнату. И я, кажется, даже физически почувствовал, как хочется ему, как нестерпимо хочется прямо сейчас, сию минуту все здесь перевернуть вверх дном и осмотреть каждую тряпку – нет ли на ней крови, каждую железку – не пистолет ли это с глушителем, каждую бумажку – не документы ли это Мясистого. Но к подобным устремлениям я уже был готов. – Хороший номер, – сказал рыжий, чтобы хоть как-то объяснить свое затянувшееся молчание.
