И потом... Что значит выстрелить на таком расстоянии и с таким результатом? Что значит взорвать бензобак... Это боевое оружие, профессиональная работа, большие деньги...
Знал полковник секрет криминальной жизни — ни одно преступление невозможно совершить, не оставив финансовых следов. Именно деньги оставляют самые достоверные, убедительные следы совершённого злодейства. Кто-то вернул долг или потребовал возвращения, кто-то одолжил деньги, положил на книжку, снял с книжки, оформил купчую, продал или купил машину... В любом случае должен возникнуть пусть слабый, почти неуловимый, но резко отличающийся от всех прочих — запах денег. Это может и не дать доказательств, но путь укажет...
Грохот в большой комнате отвлек полковника, и он поспешил выйти. То, что он увидел, не столько удивило его, сколько опечалило — Вадим, сосредоточенно пыхтя, двигал часть стенки, чтобы загородить ею окно, выходящее на балкон. Он не видел стоящего в дверях отца и продолжал в одиночку толкать громоздкий шкаф.
Не сказав сыну ни слова, полковник вернулся в свою комнату и сел к столу. Ему предстояло наметить план завтрашних действий.
* * *
На следующее утро, едва придя на службу, полковник Пашутин вызвал подчиненного и поручил навести несколько справок. И уже к обеду знал, что на сберегательной книжке Афонина Ивана Федоровича нет ничего, кроме тех денег, которые еще несколько лет назад можно было назвать деньгами — около семи тысяч рублей. По нынешним временам это стоимость бутылки водки, а раньше на них можно было купить новую машину.
Не оказалось денег и на счету у его детей, родителей Кати. Зарплата самой Кати и пенсия старика не позволяли им купить ничего кроме пищи. Но одна справка насторожила Пашутина — из нотариальной конторы сообщили, что две недели назад старик оформил продажу дачи. Полковник прекрасно знал, что дачи сейчас никто не продает, поскольку деньги ничего не стоят, а если уж кто решается на такой отчаянный шаг, то под давлением жестоких обстоятельств. Сумма в нотариальных документах была указана небольшая, но знал Пашутин и то, что истинную цену обычно не указывают, чтобы уменьшить налоги.
— Так, Иван Федорович, — проговорил он вслух. — Вот мы и начинаем знакомиться по-настоящему... Вряд ли ты стрелял лично, но в наше время не составляет никакого труда найти достаточно хорошего исполнителя... Он придет со своим инструментом и сделает все, что требуется.
Пашутин проработал в милиции всю жизнь и хорошо себе представлял, на что имеет право, чего не может делать ни при каких обстоятельствах, на какие нарушения может пойти с небольшим риском, на каких может сгореть быстро и навсегда. Он был нетороплив, сосредоточен, знал свое место. У него были большие возможности при условии, что пользоваться ими он будет нечасто, осторожно, помня о необходимости быть благодарным.
Дождавшись конца рабочего дня, он спустился на этаж ниже, зашел в кабинет, который был явно просторнее его собственного, да и обставлен с некоторой сдержанной роскошью — шторы, ковровая дорожка, напольные часы в углу с почти незаметным колебанием медного маятника. Полковник сел у приставного столика и почтительно дождался, пока хозяин кабинета закончит телефонный разговор.
— Слушаю тебя, Коля, — сказал тот, положив, наконец, трубку. — Говори.
— Нужны двое ребят... На полчаса.
— Что-то рисковое?
— Ничуть.
— И действительно на полчаса? — усмехнулся худой, лысый, с какой-то быстрой, неуловимой улыбкой хозяин кабинета. — И действительно двое? И действительно тебе?
— Да, — одним словом ответил на все вопросы Пашутин.
— Когда?
— Сейчас.
— Понятно... Конечно же, тебе нужны ребята грамотные, четкие, молчаливые?
— Разумеется.
— Они дороже, — предупредил собеседник.
— Я знаю.
— Хорошо. Через полчаса они зайдут к тебе. Час они будут в твоем распоряжении. Годится?
— Вполне.
— Желаю успеха, — улыбнулся лысый генерал и протянул сухую сильную ладонь.
Пашутин поднялся с суетливой поспешностью и этим обнаружил зависимость. Впрочем, вполне возможно, он сделал это сознательно, в знак благодарности.
Ровно через полчаса раздался стук в дверь, и в кабинет вошли двое ребят в гражданской одежде. Короткие волосы, широкие плечи, серые костюмы, невозмутимые лица выдавали профессионалов.
— Присаживайтесь, — сказал Пашутин, показав на стулья вдоль стены. — Предстоит небольшая работа. Сегодня, сейчас... Необходимо провести обыск в квартире. Квартира небольшая, стандартная, двухкомнатная.
— Хозяева будут возражать? — спросил один из парней.
— Вряд ли. Хозяин там — старик. Ему за шестьдесят. И девочка двадцати неполных лет.
— Что ищем? Наркотики, оружие, документы?
— Если все это найдете, возражать не буду. Но больше всего меня интересует оружие. Патроны... Гильзы... Это может быть винтовка с хорошим боем. Ну и вообще — все, что покажется странным. Я буду с вами. Поэтому в любой момент можем все обсудить, посоветоваться.
— Вы знакомы с этим пенсионером?
— Да.
— Он ждет обыска?
— Конечно, нет.
— Пенсионеры бывают нервные...
— Не тот случай.
— Мы готовы, — ребята поднялись.
— Очень хорошо, — Пашутин тоже встал из-за стола, оглянулся, чтобы убедиться, что ничего не забыл. — Идем порознь. В подъезд входим по одному. Собираемся на площадке третьего этажа. Все делаем быстро, четко и невозмутимо. Вопросы есть?
— Нет, все ясно.
Уже когда показался знакомый двор, полковник понял, что волнуется. Нет, его не тревожила беззаконность того, что собирался совершить, он был достаточно опытен, или, если говорить точнее, достаточно испорчен, чтобы не обращать на это внимания. Беспокоило простое соображение — он собирался сделать со стариком почти то же самое, что его сын сделал со стариковской внучкой.
Этого ему не хотелось.
Но он не видел другого выхода.
Провести официальный обыск? Для этого нужны основания. И было еще одно щекотливое обстоятельство — совсем недавно ему пришлось обойти много начальников, вызволяя юных насильников от тюрьмы. Это стоило достаточно дорого, но ему помогли, пошли навстречу, естественно, рассчитывая на то, что и он в нужный момент будет вести себя признательно.
Оборачиваясь время от времени, полковник убеждался, что ребята идут за ним. Снова и снова прокручивая в уме происшедшие события, он неизменно возвращался к первому своему выводу — старик замешан, старик приложил руку. Его родной сын с невесткой мотались челноками по белу свету и вполне могли приобрести в заморских странах какое угодно оружие, это было вполне в нравах сегодняшнего дня. Оружие покупали все — газовое, пневматическое, электрическое, холодное, даже химическое... Тут в его рассуждениях все было убедительно. Смущало другое — несколько человек твердо показали, что в момент выстрела, в момент взрыва старик находился здесь же, во дворе, среди людей и не отлучался ни на минуту. Но, в конце концов, это не так уж и важно — за деньги, которые он получил при продаже дачи, можно было нанять человека... А дача вызывает несколько существенных вопросов... Почему продажей занялся он, а не сын, более молодой, сильный, поднаторевший в торговых сделках? Почему надо было ее продавать в его отсутствие? И потом столь точное совпадение — изнасилование и продажа дачи тоже вызывает вопросы. Когда случилось несчастье, назовем это несчастьем, до дачи ли было старику? До продажи ли? Ведь во дворе прошел слух, что его внучка слегка умом тронулась... А он не по врачам бегает, не по знахарям разным, а продает дачу... Да, деньги понадобились старику срочно и большие. А от моих денег отказался, в лицо швырнул... Значит, дело не в том, что не было денег на жизнь... Мой миллион не произвел на него никакого впечатления, ему нужны были деньги куда более крутые... И потом... Он мог бы дождаться возвращения сына с невесткой, они бы нашли деньги, хорошие бы деньги могли найти... Значит, он не мог взять у них, ему понадобились другие деньги, за которые он ни перед кем бы не обязан был отчитываться... Потому что потратил их на вещи, о которых не мог сказать открыто... Даже сыну своему он не смог бы сказать, куда дел деньги за дачу...
