Он шел к своему прежнему дому. То ли вид у него был достаточно внушительный, то ли просто повезло, то ли высшие силы готовили его для дел более важных, а потому берегли и охраняли, но он поднялся на свой этаж, так никого и не встретив.
Войдя в квартиру, Апыхтин постоял в темноте, не решаясь включить свет: вдруг увидит нечто такое, чего видеть ему нельзя, чего он попросту не выдержит? Но все-таки щелкнул выключателем. Прихожая озарилась слабым желтоватым светом. Апыхтин опять помедлил, прежде чем войти в комнату. Ничего здесь не изменилось после его отъезда на Кипр. Хотя нет, изменилось - появился ковер, видимо, Алла Петровна забрала его из чистки и положила там, где он обычно лежал.
Апыхтин бегло осмотрел комнаты и тут же прошел в ванную. Он хорошо помнил эту плитку, которая ничем не отличалась от всех прочих, разве что слегка, совсем незаметно, на какие-то доли миллиметра выступала над остальными. Но поскольку она была в самом низу, да еще в глубине, под ванной, на нее наверняка никто не обратил внимания.
Апыхтин несколько раз ударил по плитке кулаком, но она оставалась на месте. Тогда он поступил решительнее - ударил ее носком туфли. За плиткой была пустота, поэтому она раскололась легко. Сунув руку в провал, Апыхтин вынул сверток, тяжелый сверток в чистой белой тряпке, бывшей наволочке, которую он как-то похитил у Кати.
Внутри лежал хорошо смазанный пистолет Макарова. Чистый пистолет - нигде не украденный, не числящийся ни в одном розыске, пистолет, чьи контрольные пульки не лежали ни в одной картотеке. Когда есть немного лишних денег, можно достать не только надежный паспорт, можно купить не только квартиру и машину, но и такую вот игрушку с двумя запасными обоймами.
Когда-то долго колебался Апыхтин, прежде чем купить пистолет, но сейчас вдруг понял - высшие силы уже тогда, три года назад, знали, что придет день и придет час, когда ему понадобится пистолет, высшие силы тогда уже знали, что произойдет через три года, и дали ему немного пожить, дали немного счастья.
А потом сказали - пора.
Время его вышло, и пробил час, когда пистолет понадобился.
Расположившись на кухне за столом, он тщательно, не торопясь, удалил всю смазку, протер пистолет, вложенную в него обойму, протер две запасные обоймы, сделал несколько холостых щелчков, убедившись в том, что пистолет к работе готов. После этого вогнал обойму в рукоятку, вдвинул первый патрон в ствол и опустил предохранитель.
Все.
Теперь пистолет действительно был готов к работе.
Уже погасив свет, выйдя на площадку и заперев за собой дверь, Апыхтин вдруг остановился, что-то его обеспокоило. Он снова вошел в квартиру и вынул из пластмассовой корзины, стоявшей в ванной, белую промасленную тряпку.
Это была бы неприятная ошибка.
Тряпку со следами машинного масла он бросил в мусорный ящик, пройдя два или три двора. Какая-то нечеловеческая осторожность проявлялась в самых невинных его поступках. Днем он снова носил большие, чуть затемненные очки в тонкой золотой оправе. Теперь даже специалист не смог бы обнаружить на его глазах накладные линзы. Купил себе тонкие лайковые перчатки и везде, где только мог, был в них, в этих перчатках. Если жара не позволяла надеть их, он, выходя из дома, смазывал пальцы тонким слоем клея, который начисто скрывал все отпечатки. Пистолет Апыхтин решил держать при себе за поясом, но сзади - свободный легкий пиджак полностью скрывал все выступы на спине.
Пройдя по безлюдному, залитому лунным светом городу, он вдруг понял, что хочет позвонить Кандаурову.
- Пора, Костя, пора, - пробормотал он, подходя к длинному ряду телефонов, установленных недалеко от центра рядом с автобусными, троллейбусными остановками.
Телефон у авторитета был с определителем номера, в трубке долго пищали разноголосые перезвоны, и наконец, словно после мучительных колебаний, Кандауров поднял трубку.
- Алло, - сказал он настороженно. - Кто нужен?
- Кандауров нужен.
- Кто говорит?
- Ладно, Костя, ладно… Апыхтин говорит.
- Володя! - радостно заорал Кандауров. - Приехал?!
- Нет еще, еду.
- Откуда звонишь?
- Остров есть такой в Средиземном море… Кипр называется.
- Ты еще там?!
- Осталось не то два, не то три дня… Как вы там поживаете?
- По-разному, Володя, по-разному.
- Другими словами - плохо?
- Сказать, что сплошь одна радость безмерная… Нет, так сказать нельзя. Помнишь, в наш банк одно время зачастил мужик за кредитом… Автоколонку собирался строить, помнишь?
- Построил?
- Сегодня вечером завалили мужика.
- За что?
- За что могут завалить, - вздохнул Кандауров. - Денег хотели.
- А он не давал?
- Не давать он не мог… Или мало давал, или не тому.
- Он же под твоей «крышей» был? - Апыхтин нанес удар сознательный, болезненный.
- Был.
- И я был.
- Ты и сейчас под моей «крышей».
- Да? - удивился Апыхтин. - Надо же…
- Володя, - тихо проговорил Кандауров, - не надо так со мной… Мне сейчас плохо, но я разберусь. Прошло совсем немного времени, Володя, совсем немного. Это тебе в дальних путешествиях кажется, что все произошло очень давно.
- Мне так не кажется.
- Прости, я плохо сказал.
- Какие успехи, Костя?
- Я вышел на бабу, которая их знала. Они ее зарезали в ту же ночь. Точно так же. Юферев вышел на мужика, который мог кое-кого опознать… Результат тот же.
- Вас опережают?
- Юферев вычислил машину, на которой они были в тот день… Оказался пустой номер - ее за день до этого угнали. Есть еще одна баба, Юферев ее знает, но мне выдавать не хочет. Ну ничего, выдаст.
- Вас опережают, Костя? - повторил Апыхтин.
- Да! - заорал Кандауров. - Но это не всегда так будет, Володя! Это не продлится слишком долго! Дай немного времени!
- Бери, - сказал Апыхтин с равнодушием в голосе. Он знал, что это вот спокойное, усталое, снисходительное равнодушие заденет Кандаурова сильнее всего, тот поймет, что в него просто не верят, его не берут в расчет.
- Бей, Володя, бей… Я все стерплю… Но из этих отморозков я буду вытаскивать жизнь по одной жиле! Понимаешь, по жилке!
- Можно и так, - согласился Апыхтин. - Пока, Костя! Приеду - позвоню. Удачи тебе! - И повесил трубку.
Когда на следующее утро Юферев приблизился к своей конторе, из серого «мерседеса» ему навстречу вышел Кандауров - в светлом пиджаке, светлых брюках и в кожаных плетеных туфлях. Во всем его облике была легкость, порывистость, готовность немедленно куда-то мчаться, преодолевать препятствия и одерживать победы.
