Выпустив по полному рожку из своих коротких черных автоматов, убийцы в какие-то секунды попрыгали в поджидавший их «жигуленок». Машина тут же сорвалась с места и скрылась за поворотом.
Оцепеневшие от ужаса прохожие проводили ее взглядами, но страх парализовал все их умственные и зрительные способности - ничего они не запомнили: ни убийц, ни номера машины, даже направления, куда свернул «жигуленок», указывали разные.
Единственное, о чем говорили уверенно, - «жигуленок» был голубого цвета.
Когда примчался со своими ребятами Юферев и открыл дверцу «мерседеса», ему под ноги действительно свалился Кандауров. Он был еще жив, но смерть уже подбиралась к нему, и происходило это ошарашивающе быстро, прямо на глазах.
Но у него еще хватило сил узнать Юферева.
- А, - прохрипел он, давясь кровью. - Саша… Я опоздал, я не успел… Мне конец…
- Держись, Костя, держись!
- Убей их, Саша… Убей… Обещаешь?
- Обещаю.
- Я верю тебе, Саша… Ты наш человек… Не надо суда, не надо следствия… Убей, и все. Иначе уйдут.
- Убью.
- Все… Пока… До скорой, Саша… - Голова Кандаурова неожиданно потеряла опору и как бы отшатнулась.
Это была смерть.
Апыхтин поймал себя на странном ощущении: теперь, когда у него в кармане лежал паспорт с другой, не его фамилией, когда жил он в другой квартире и занимался совсем другим делом, та судорога, которая не отпускала его несколько недель, как бы ослабла, и уже не было прежней душевной боли и чувства горя.
Да, отпустило.
Но жизнь не стала лучше, пришло какое-то равнодушие. И, сидя вечером перед телевизором, глядя на изрешеченный пулями «мерседес» Кандаурова, на него самого, он не взволновался, не встревожился. Все та же опустошенность, разве что с легкой примесью удовлетворения - он получил еще одно подтверждение принятого решения.
- Теперь, Костя, уже ты будешь под моей «крышей», - пробормотал Апыхтин. - Что ж ты так, Костя, неосторожно… Ведь знал, с кем имеешь дело, знал, на кого охоту затеял… Где-то ты, Костя, расслабился, где-то недоработал.
Мелькнул на экране озабоченный Юферев - он отдавал какие-то указания человеку с фотоаппаратом. Толпа прохожих смотрела на кровавое зрелище с молчаливой угрюмостью, многие, может быть, только теперь поняли, в какое время живут, как рискуют, выходя утром из дома.
Дождавшись окончания уголовной хроники, Апыхтин выключил телевизор, оделся и вышел на улицу. Было еще не слишком поздно, на улицах можно было встретить прохожих. Над городом тяжело висела луна, грохот редких трамваев был слышен за несколько кварталов. Ошалевшие от безделья подростки что-то надсадно выкрикивали, хрипло смеялись, тягуче присматривались к одиноким прохожим - нет ли в них чего такого, что требует немедленного их вмешательства.
Апыхтин не стал испытывать судьбу и, заметив издали злобную стаю подростков, предусмотрительно свернул во двор, вышел через другую арку и оказался как раз там, куда и направлялся, - у телефонной будки.
Пришло время подробно поговорить с Юферевым. Не откажет он ему в этом вечернем разговоре, не сможет отказать и в некоторых сведениях, которые, конечно же, представляют собой следственную тайну.
- Саша? - спросил Апыхтин.
В последний момент он решил, что такое обращение подойдет лучше всего - он сразу переводил разговор на тон доверительный, дружеский, располагающий к откровенности.
- Да, слушаю вас, - несколько напряженно ответил Юферев, видимо, все еще под впечатлением событий сегодняшнего утра.
- Апыхтин беспокоит.
- О! Владимир Николаевич! Приехали?
- Да нет пока, в Москве немного задержался. Со дня на день буду… Какие новости на нашем фронте?
- Какие новости? - переспросил Юферев. - Фронтовые, естественно. Сегодня утром убит Кандауров.
- Да-а-а? - протянул Апыхтин дурным голосом, но, видимо, его удивление было не столь сильным, как ожидал Юферев. - Как это произошло? - Апыхтин и сам понял, что удивился не слишком убедительно.
- При ясном свете дня, у ресторана «Пуп Земли», в собственном «мерседесе» вместе с водителем и директором ресторана… Расстреляны из автоматов.
- Естественно, убийцы ушли безнаказанными?
- Они действительно скрылись, но это противоестественно, Владимир Николаевич.
- Простите… На южном солнце я потерял стройность мышления и теперь произношу иногда нечто совершенно некстати. Еще раз простите.
- Да ладно, чего уж там, - отмахнулся Юферев от апыхтинских извинений. - Они ведь и в самом деле скрылись.
- Это те самые?
- Вполне возможно… Судя по предыдущим событиям, они давно подбирались к Кандаурову.
- И что за этим стоит?
- Передел собственности, - усмехнулся Юферев. - Отстреливают владельцев автозаправочных станций, ресторанов, химчисток, магазинов. Созрело новое поколение отморозков, а поскольку все было расхватано раньше, им это показалось несправедливым.
- А что с моим делом? Глухо? - Апыхтин продуманно и сознательно произнес слово «глухо», надеясь подзадорить Юферева, вынудить его броситься доказывать, что все не так уж и глухо. И не ошибся, Юферев клюнул на эту наживку.
- Почему же глухо! - возразил он. - Совсем даже не глухо. У нас есть прекрасные отпечатки пальцев этих людей, есть их словесные портреты, мы составили фотороботы и уже показали их по телевидению.
- Есть люди, которые их видели?
- Есть такие люди. Бармен из ресторана, официанты…
- Кандауровские?
- Да. Из ресторана «Пуп Земли». Нам удалось выйти даже на их хорошую знакомую… Но они опередили нас… Она погибла. Однако осталась еще одна женщина, которая знает их в лицо.
- Тоже официантка?
- Нет, товаровед Центрального универмага. - Юферев прекрасно сознавал, что говорит лишнее, что не надо бы по телефону выкладывать сведения, которые дались ему с таким трудом, но что делать, что делать, он разговаривал с человеком, который до сих пор не решается даже появиться в своем городе, настолько кошмарны его воспоминания. И ему хотелось утешить Апыхтина, внушить ему хоть какую-то надежду на то, что убийцы все-таки будут пойманы.
- Кажется, я ее знаю, - сказал Апыхтин. - Света Малинина, - брякнул он наугад.
- Нет, ее фамилия Серкова. Надежда Серкова, - и опять Юферев произнес запретное.
- Она вам помогает?
- Послала нас ко всем чертям! - И здесь Юферев вполне владел собой. Его раздражал столь настойчивый интерес Апыхтина к подробностям следствия.
- Почему?
- Говорит, жить хочется.
- Она права, - заметил Апыхтин. - На это трудно что-либо возразить. Я объясню, почему интересуюсь этими мелочами…
