- Взгляните на свое заднее колесо, - сказал Апыхтин, сворачивая газету.
- Какой кошмар! Какой ужас! - воскликнула Серкова с неподдельной досадой. Красавица явно не знала, как ей поступить.
- У вас есть запаска? - спросил Апыхтин.
- Боюсь, что нет… Кажется, я ее уже использовала…
- Это плохо, - сказал Апыхтин. - Все-таки загляните в багажник.
- Да нету ее там, уже больше месяца как нету.
- Это плохо, - повторил Апыхтин. - У меня, например, есть.
- А у меня в кармане гвоздь, - бросила Серкова.
- У вас гвозди не в кармане, а в колесе. Ну что… Помочь?
Женщина некоторое время смотрела на Апыхтина с явной недоверчивостью, что-то смущало ее, что-то настораживало.
- Вы и в самом деле способны на добрые дела? - Это уже была просьба о помощи.
Когда-то, в далекие студенческие годы, Апыхтин участвовал в автомобильных перегонах и до сих пор сохранил способность быстро, даже красиво, заменить колесо в какие-то десять минут.
Что он с блеском и проделал.
- Круто! - сказала Серкова, глядя на свою машину, стоявшую как ни в чем не бывало с новым колесом. - Как будем рассчитываться?
- Рассчитаемся, - сказал Апыхтин, протирая тряпкой руки.
- Нет-нет! - решительно заявила женщина. - Никакой неопределенности! Так как же?
- Натурой, - Апыхтин пожал плечами.
- Что вы имеете в виду? - Лицо Серковой напряглось, и она, кажется, готова была влепить Апыхтину пощечину, но не была уверена, что дотянется до его физиономии.
- Вернете колесо… Вот и все.
- Ах так… - Она облегченно перевела дух.
- Вот мой адрес, вот телефон, - Апыхтин набросал на клочке газеты несколько цифр. - Это недалеко. На любой станции техобслуживания вам заменят колесо, а это забросите мне.
- Да? - Она некоторое время рассматривала его каракули на газете, потом подняла голову, помолчала. - А вы не опасный человек?
- Конечно, опасный. Но вас это не касается.
- Если человек опасный, это касается всех.
- У вас мои координаты… Адрес, телефон… Теперь я должен опасаться.
- Вообще-то да, тут что-то есть.
- Как вас зовут? - спросил Апыхтин, решив, что уже имеет право на такой вопрос.
- Надежда… Надя.
- Володя, - Апыхтин протянул руку.
- Ну что ж, пусть так. - Серкова тоже протянула ладошку. Она показалась Апыхтину сильной, жестковатой, сухой.
- Вы всегда так одеты?
- Конечно, нет! А что?
- Отлично выглядите!
- Я знаю! - рассмеялась Серкова. - Будь здоров, Володя! - Она махнула рукой и, распахнув дверцу, села за руль, но тут же снова выглянула из машины. - Я, кажется, назвала вас на «ты»… Нехорошо, да?
- Стерплю, - Апыхтин развел руками, куда, дескать, деваться. - Но тогда и тебе придется потерпеть.
- Заметано! - Она захлопнула дверцу, и машина тут же тронулась с места.
Апыхтин сел за руль, но не сразу смог поехать, не сразу. Что-то оживало в его душе, что-то в ней происходило. Перед глазами еще стояла тонкая фигурка в джинсах и голубой рубашке, он все еще видел чуть припухшие ее губы, словно женщина приготовилась не то свистнуть, не то поцеловаться. Конечно, была в ней легкая вульгаринка, но она нисколько его не задела. Впрочем, почему вульгаринка, это можно назвать и шалостью, и вызовом, и желанием выглядеть молодо и дерзко.
Она несчастна, вдруг понял Апыхтин. Напряжена и запугана. Завтра Надя обязательно позвонит и приедет. Колесо может и не привезти, но позвонит и приедет. Это точно.
Все получилось так, как и предвидел Апыхтин.
Что делать, душевные страдания делают человека мудрее, обостряют ум и чувства, он начинает гораздо лучше понимать людей. И не надо ему для этого надолго задумываться, что-то прикидывать, сопоставлять, сличать - понимание приходит само по себе, легко и бесспорно.
Придет Серкова, придет, решил Апыхтин и не ошибся. Она позвонила, видимо, с работы, из универмага - звонок раздался за несколько минут до восьми часов вечера.
- Вас слушают, - произнес он солидно, как в былые времена, даже с какой-то куражливостью.
- Это вы? - Апыхтин сразу узнал ее голос.
- Да, это я. А это вы?
- Разумеется.
- Неплохое начало, - заметил Апыхтин. - Так разговаривают опытные бандюги или не менее опытные разведчики.
- Как разговаривают? - не поняла Серкова.
- Не называя имен, дат, адресов, место встречи, которое, естественно, изменить нельзя… Ну и так далее.
- Здравствуйте, Володя, это звонит Надя. Вы меня еще помните? Вы меня еще не забыли?
- Я помню даже то, что мы уже были на «ты». Или мне изменяет память?
- Не изменяет.
- И ничто, и никто мне не изменяет?
- Поживем - увидим, - рассмеялась Серкова.
- Значит, все-таки поживем? - уточнил Апыхтин.
- С вами опасно разговаривать.
- Почему?
- Какой-то вы уж больно ловкий в словах.
- Это, Надя, словоблудие. Впрочем, можете назвать это блудословием. Вы позвонили, я расцвел, воодушевился…
- Напрасно. Колесо я не везу.
- А что везете?
- Деньги.
- Много?
- Как скажете. Колесо плюс работа, я готова учесть и ее срочность, и качество.
- Ну что ж, везите… Я вас жду, адрес знаете.
- Приеду минут через пятнадцать.
- Договорились. Можете не звонить, дверь будет открыта.
- Даже так? - почему-то удивилась Серкова. - Знаете, я все-таки позвоню. Мне так привычнее.
- Звоните, - легко согласился Апыхтин. - Пишите, приезжайте.
- Мне все позволено?
- Да.
- Крутовато получается, - проговорила она с сомнением.
- Это, Надя, все слова… Приезжайте. - И Апыхтин поспешил положить трубку, чувствуя, что выдыхается, что уже не может находить слова двусмысленные, полные намеков и скрытых предложений.
Апыхтин сознавал, что вышел на тропу войны и любой его шаг должен быть осторожным. Он помнил слова Юферева о том, что Серкова знает убийц, и понимал, что без внимания ее не оставят. Поэтому, когда увидел въезжающую во двор машину Серковой, не бросился в прихожую встречать прекрасную гостью, он остался у окна. И заметил - невдалеке, у обочины, замерла еще одна машина.
И еще до того как Серкова поднялась на этаж и позвонила, все-таки позвонила в незапертую дверь, успел прямо на обоях записать карандашом номер остановившейся машины. Это была «шестерка», белая «шестерка» с двойными фарами. Внутри, на переднем сиденье, просматривались две темные фигуры.
