– А практически – еще возможнее. Если
предположить, что Артур не врет и по времени все обстояло так, как он сказал,
то Корнюшин просто не тратил ни минуты даром. Прихватил жертву с собой и
прикончил по дороге.
– А свидетеля – тоже прикончил?
– Какого свидетеля?
– Привет! Частника! Шофера! Или ты
предполагаешь, что у него в Нижнем был сообщник, который и Аделаиду помог
прикончить, и в Москву Корнюшина отвез?
– Насчет сообщника вариант хороший, однако,
мне кажется, Корнюшин и сам с усам. Ведь пропала не только эта ваша Глюкиада,
но и ее «Вольво». – Олег усмехнулся, взглянув на изумленное лицо Жени: –
Предваряя твой вопрос, скажу, что мне об этом сообщил Грушин, разбудив по
телефону среди ночи. Только он проводил тебя в аэропорт, как позвонил Алфеев,
обнаруживший исчезновение машины. Почему-то раньше ему, придурку, в голову не
пришло в гараж заглянуть! Может, если бы по горячим следам дали машину в
розыск… Хотя какие там горячие следы, если увели «Вольво», грубо, в полночь,
хватились вечером другого дня, а искать вообще надо в Москве.
– Да, красиво получается, только понять не
могу: зачем Корнюшину столько народу убивать? Ну невозможно же, в самом деле,
поверить, будто он решил принести в жертву обожаемой богине Танатос всех
святотатцев, некогда издевавшихся над Смертью в том детском спектакле!
– А почему бы и нет? Люди, знаешь ли, и не так
с ума сходят, а после того, что пережил Корнюшин, он вполне мог спятить очень
круто. Не удивлюсь, кстати, если следующей жертвой буду я сам – за то, что
валялся в гробах и проявлял великую непочтительность к загробному миру. Вот
только одна загвоздка: если я все же прав и Корнюшин убийца, после
гипотетической гибели Алины настанет его очередь. То есть он должен покончить с
собой. Вряд ли его жертвенность окажется простерта до такой степени. И много
можно будет позадавать ему интересных вопросиков на тему, почему он остается
жив там, где погибают все.
– Климов тоже остался жив, – напомнила
Женя.
– Если не ошибаюсь, чудом: благодаря тебе и
Аделаиде. И то ему досталось. Быть может, у Корнюшина зарок: не трогать второй
раз того, кого Смерть, так сказать, простила.
– Похоже, ты уже смирился с тем, что Чегодаева
обречена, – неприязненно взглянула Женя.
– Совсем нет. Но ей сегодня совершенно ничто
не грозит: товарищи по работе присматривают, а завтра с утра пораньше мы ее
возьмем под свое крылышко. Но, если честно, меня до сих пор не оставляют
сомнения: не играем ли в пустышку? Причина смертей уж больно выспренна,
психопатична и литературна. Это версия не твоя, не моя, не Грушина. Это версия
Аделаиды, а мы тащимся у нее на поводу, как… Читала «Убийце Гонкуровская
премия»? Вот то-то и оно!.. Ну ладно. Технический перерыв. Ты, кстати, обратила
внимание на город, по которому мы только что шли? Нет? Я так и думал. Посмотри
хоть на Амур!
Да… Амур! Вот это Амур так Амур!
Женя как вцепилась в парапет набережной, так и
не могла оторвать потрясенного взгляда от свинцово-коричневого разлива.
Течение – будто у горной реки, а ширина… настоящее
море! Едва различим плоский Левый берег, но в стеклянном, чистом воздухе с
необычайной четкостью видны очертания синих гор.
– Синие горы… – завороженно пробормотала
она. – Сказка!
– Сопки, – уточнил Олег. – Это
местное слово.
Да, Аделаида, помнится, говорила о сопках. Так
вот это что такое! Мягкие очертания непрерывной синей волны.
– Почему же они синие?
– Загадка! – пожал плечами Олег. – В
Приамурье все сопки такие. Это, наверное, объяснимо какими-то атмосферными
штучками, но я точно не знаю и знать не хочу. Такого нет нигде. Тут много есть,
чего нигде нет. Если захочешь, свожу тебя на рыбалку. Сейчас как раз кета идет
– эх, золотая пора, вернее, серебряная!
– Почему же все-таки не золотая?
– А знаешь, как рыба в сетях кипит? Чистое
серебро играет! Или просто сходим в тайгу, если интересно. Конечно, в сентябре
вообще что-то неописуемое будет, но в этом году рано осенеет, еще успеешь
наглядеться на истинную красоту. У вас в России такого нет. Уедешь – будет что
вспомнить.
«Уедешь», значит… Да Олегу, похоже, не
терпится ее спровадить! Женя стиснула зубы. Ну конечно, а ты бы хотела, чтобы
он сказал: «Вдруг тебе так понравится Дальний Восток и дальневосточники, что и
уезжать не захочешь!» Эх… дурость немереная! Нет, пожалуй, не услышит Олег
вечерком откровенного: «Может быть, задержишься?» Тем более что он этого и не
ждет!
* * *
«Конечно, когда человек испустил дух, первое,
что он ощущает, – это неуверенность и страх. Не пугайся! Ты – умер. Самое
страшное уже произошло. Пойми это, не цепляйся за ушедшее, не береди чувств, не
давай им разыграться, поглотить себя. В страшные места могут увлечь нас волны
переживаний!
Соберись. Не пугайся. Ничто не может тебе
повредить, ибо тебя уже нет!»
Из дневника убийцы
* * *
»Джонка» оказалась обыкновенным дебаркадером,
стоящим впритык к набережной среди пяти или шести таких же. То, для чего,
собственно говоря, и предназначены дебаркадеры: посадка и высадка пассажиров,
осуществлялось только на одном. На прочих красовались вывески гостиницы
«Альбатрос», кафе «Чайка», туристического бюро и чего-то там еще. «Джонка»
выгодно отличалась от соседей ярким антуражем: бумажными китайскими фонариками,
дракончиками, гирляндами и всем таким прочим, празднично-новогодним, даром что
лето на дворе.
Там, где сходни касались борта, стоял высокий
худощавый парень в изысканном сером костюме, совершенный европеец с виду,
однако жестко-черная шевелюра, оливковое лицо и тяжеловатые веки выдавали
присутствие в нем восточной крови.
– А, ходя-ходя! – Олег весело хлопнул по
протянутой ладони. – Как оно ничего, Ваня-Ваня?
– Сибко холосо, капитана! – складывая
ладони и кланяясь, пробубнил парень, а затем продолжил нормальным русским
языком: – Привет, Олежка, сто лет тебя не видел!
– Это я тебя сто лет не видел, – уточнил
Олег, улыбаясь так широко, что и без комментариев было ясно: встретились если
не друзья, то добрые приятели. – Как ни зайду, тебя все нет да нет.
– Да, Таечка говорила, что ты нас не
забывал, – улыбнулся черноволосый и перевел взгляд на Женю: – Ты сегодня в
компании? Добрый вечер. Надеюсь, он будет для вас действительно добрым на борту
нашей уютной «Джонки» и оставит незабываемое впечатление!
Пока он нес эту рекламную чепуху,
сопровождаемую улыбкой, будто слетевшей с коробочки «Аквафреш», его удлиненные
глаза смотрели холодновато-оценивающе.