– Ну да, мы вроде этих неверящих родителей. Мы
принимали и понимали только реальность дня и ясного сознания. Но реальность
ночи и замутненной психики (болезнью, страданием, местью – чем угодно!) для нас
не существовала, хотя мы вроде бы на полном серьезе обсуждали возможности
Корнюшина совершить или не совершить преступление. А в мотив поверить не могли,
оттого и бездействовали. И вот вам результат: сколько негритят пошли купаться в
море? Остался последний негритенок, он же подозреваемый.
Олег спустился на площадку девятого этажа,
помог сойти Жене и заботливо снял клок паутины с ее волос.
– Я не очень чумазый? Ну что, пошли?
– Погоди! – Женя поймала его руку,
занесенную к звонку. – А вдруг он сейчас там?
– Исключено. Зачем? Вспомни, что сказал мужик
с бульдогом. «Вы к тете Кате, насчет комнаты?» Значит, тетя Катя опять сдает
жилье! Нет ни малейшего сомнения, что ее квартирант, этот
р-рыболов-любитель, – в горле Олега что-то заклекотало, – съехал
нынче же утром, ни свет ни заря. Так что, увы, встречи на Эльбе не произойдет.
И он решительно вдавил палец в кнопку звонка.
Именно этими словами: «Ни свет ни заря!» –
сообщила им о съехавшем жильце маленькая, мягонькая, словно тряпичная кукла,
тетя Катя.
У нее были заплаканные глаза, руки дрожали, а
все доброе, сдобное личико выражало такую печаль, что Жене стало неловко. У
бедняжки какие-то неприятности, а тут еще они явились голову морочить!
Олег и правда морочил: начал так шумно
восхищаться сдаваемой комнатой, что хозяйка даже забеспокоилась.
– Вы бездетные? – спросила подозрительно. –
А то знаете как бывает: сговоришься на одно, а получаешь другое. Явятся с дитем
и ну права качать: мол, взяла задаток, так и помалкивай.
– Нет, детей у нас нет, – покачала
головой Женя, и в ее голосе невольно прозвучало такое сожаление, что хозяйка
безоговорочно поверила.
– Переезжать когда думаете? – спросила,
ощутимо смягчаясь.
– Если решим окончательно, то завтра, –
сказал Олег, озирая чистенькую комнатку, в которой рука заботливой хозяйки, к
сожалению, не оставила ни следа прежнего жильца. При такой страсти к порядку
тетя Катя вполне могла и дверную ручку спиртом протереть – Женя этому ничуть не
удивилась бы! – А какие проблемы?
Тетя Катя смущенно поджалась.
– Да мне бы задаток… За свет надо платить…
Олег не раздумывая вынул из кармана десятку.
– Что, пенсию задерживают?
– Это само собой! – Тетя Катя потянулась
было к деньгам, но отдернула руку: – Нет уж, как окончательно сговоримся, тогда
и возьму. А пока тряхну заначкой. Главное дело, позавчера только расплатилась и
за квартиру, и за свет, и за коммунальные услуги, и за телефон, а сегодня глядь
– на счетчике аж двести киловатт откуда ни возьмись! Да я и за три месяца
столько не выжгу. Молния их, что ли, съела?
Олег незаметно пошевелил пальцами, и Женя вмиг
смекнула, чего он хочет.
– А вид с балкона какой открывается? –
спросила она, и тетя Катя послушно ринулась вперед.
– Вид хороший, просто замечательный! Амур – он
и есть Амур. Хотя у нас тут еще Уссури – Амурская протока по-нынешнему. Вы не
бойтесь, в окна не сильно задувает. На зиму я, конечно, заклеиваю, да и топят
хорошо. А вам надолго комната нужна?
– Пока не знаю. Мы квартиру собираемся купить,
но сейчас такой тарарам, никто курса не знает, все конторы зажались. И вообще,
долларов в банках не продают, а у спекулянтов дорого.
– На то они и спекулянты, чтоб у них дорого
было! – рассудила тетя Катя. – У нас в универсаме сахар по старой
цене которые проворные расхватали, потом на базаре его же, фасованный,
магазинный, втридорога гнали!
Женя с тоской оглянулась, и, словно услышав ее
немой призыв, в дверях стал Олег.
– Да, вид потрясный! – сообщил он столь
жизнерадостно, что у Жени екнуло сердце: значит, что-то нашел. – Ну,
давайте сделаем так: мы подумаем, а завтра вам позвоним. У нас еще одна
квартирка на примете, обещали сегодня подъехать посмотреть.
– Смотрите, конечно, – с обиженным
выражением разрешила тетя Катя. – А квартирка та где будет?
– На Масложиркомбинате, – не моргнул
глазом Олег.
– На Масложиркомбинате?! – ужаснулась
тетя Катя. – На повороте, что ли, в «хрущевках»? Да вы что, отцы родные!
Там же экология вся насквозь гнилая, шум с утра до ночи, а ехать до города
сколько? То ли дело у нас, в Прибрежном: красота, тишина, воздух чистый. Я к
своим квартирантам не лезу, у вас и холодильничек будет, старенький, правда,
«Саратов», но свой, и шкафчик для посуды. И телефоном я пользоваться не
запрещаю, звоните сколько хотите.
– Вы с телефоном поосторожнее, –
сердобольно посоветовала Женя. – А то знаете какие люди бывают: наговорят
на миллионы, а хозяева потом расплатиться не могут.
– А у меня племянница в междугородке
работает! – с торжеством сообщила тетя Катя. – Я всегда все про своих
квартирантов знаю. Вот как звонил мой-то последний в Нижний Новгород на прошлой
неделе, так Лариска мне сразу и доложила.
Звонил в Нижний Новгород! Женя нервно стиснула
руки. Стоп… На прошлой неделе! Но в это время Корнюшин и сам был в Нижнем – во
всяком случае, в этом уверен Олег.
– Да он и не отказывался платить, –
продолжала тетя Катя. – Человек тихий был, приятный, даром что урод, каких
свет не видывал!
– Урод, говорите? – рассеянно переспросил
Олег, роясь по карманам пиджака. – Книжка… телефончик ваш записать… А что
ж в нем такого уродливого?
– Да как сказать… Пол-лица как у человека,
красавец, да и только, а пол-лица все перекорежено, изрезано, выдавлено. Жуть!
– И долго он жил у вас, этот урод? –
спросил Олег, бросив Жене недоуменный взгляд.
У хозяйки опять сделалось обиженное лицо:
– Снял комнату 15 июля на три месяца, а сам
почти сразу уехал в командировку. Не было его неделю, потом появился, опять
уехал, опять появился, пожил недельку, а сегодня утром и говорит: «Извините,
Катерина Андреевна, обстоятельства переменились, не поминайте лихом!» – и
сгинул. – Она длинно, горестно вздохнула. – Что же, я понимаю. Нынче
у всей страны враз обстоятельства переменились. Говорю: «Ну что ж, Игорь
Иваныч, мне это, конечно, не так чтобы радость, ты уж извини, но задаток я тебе
не отдам, потому что, по нашему соглашению, ты предупреждать должен был, что
съезжаешь, заранее, за…»
