«Волга», взревев, вылетела из-за поворота.
Опять мелькнула музкомедия, чем-то похожая на пагоду, потом ограда стадиона,
черный силуэт памятника Пушкину около пединститута, а потом обочины слились в
нечто неразличимое.
Олег пощелкал тумблером на панели приборов,
поднес к губам микрофон:
– Водитель «Волги» 42-12, остановите машину!
Повернулся к Жене, сверкнул яростной улыбкой:
– Тебе это ничего не напоминает? С точностью
до наоборот, а? – И опять: – Водитель «Волги» 42-12, остановитесь!
Взвыла сирена, ей отозвалось эхо, и вдруг… и
вдруг, обгоняя их, на магистраль вылетел серый патрульный фургончик,
рассыпающий по сторонам брызги синего света и орущий:
– Водитель автомашины 42-12, примите к
обочине!
– Мама дорогая, – растерянно сказал Олег,
роняя микрофон на колени, – разве я звал на помощь?
«Рафик» был, видимо, бодр и свеж, как этот
утренний воздух, и, являясь достойным соперником корнюшинской «Волге», шел
почти вровень с ней, надсаживаясь:
– Водитель автомашины 42-12, примите к
обочине! Вынужден буду применить оружие!
– Молодой ишшо, – проворчал Олег,
вслушиваясь в высокий, захлебывающийся от азарта голос. – Ну куда
разогнался, сила нечистая?!
Он прибавлял и прибавлял скорость, однако
Сидоров с напарником вряд ли холили и лелеяли в свое время казенное имущество,
да и бой быков на владивостокском шоссе плюс последующая скачка с препятствиями
сыграли свою роковую роль. «Волга» громыхала, стонала, кряхтела – и безнадежно
отставала.
– Хоть бы спросил, кого гонит, куда,
зачем! – сокрушался Олег, тащась в кильватере погони, которая жила теперь
совершенно самостоятельной, независимой от него жизнью.
Редкие автомобили, попадающиеся навстречу,
жались к обочине.
– По-моему, это дорога в аэропорт, –
пробормотала Женя.
– Да. Но неужели он настолько глуп? Ночью ведь
нет рейсов. Разве что на первый московский рвется? Этому шалому щенку никто не
мешает вызвать по рации подмогу, нашего подопечного зажмут в аэропорту в такую
«коробочку», что… Ага! Этого я и боялся!
Темно-серая «Волга» резко вильнула на
просторную развязку, слетела под мост, вынырнула с другой стороны и, пропылив
по пустырю, скрылась во дворе многоэтажки, позади которой толпился еще с
десяток таких же, схожих с ней, как близнецы.
«Рафик» рванулся следом, за ними – Олег, резко
сбавивший скорость.
– Быстрей, да быстрей же! – застонала
Женя.
– Ты что, хочешь объясняться с нашим
добровольным союзником? – огрызнулся Олег. – Все, погоня закончена,
упустили мы его. Выходим, только тихо.
Он бесшумно побежал через двор, держась в
тени. Женя плелась следом, начиная понимать, что произошло. Да, ведь этот
неизвестный, убийца, не полный идиот. «Волга» 42-12 уже наверняка пуста. А ее
водитель, который ну никак не хотел «принять к обочине», канул в безнадежное
никуда.
Дойдя до угла дома, Олег приостановился,
выглянул. Женя пристроилась рядом, вытянув шею.
Ну да, так оно и есть. Вот пресловутая «Волга»
– дверца нараспашку, вот «рафик» в аналогичном состоянии, рядом топчется
юношески-худощавая фигура.
– Наберут детей во флот! – вздохнул
Олег. – Ну что ж, когда Корнюшин очухается и заявит об угоне, все, может
быть, и встанет на свои места, а пока у этого мальчишки долго будет крыша
ехать. Ладно, пошли. На сегодня все. И на вчера тоже. А также на позавчера.
– У меня такое ощущение, что я в Хабаровске не
три дня, а уже три года, – бессильно вздохнула Женя. – И за все это
время мне ни разу не удалось ни поесть, ни поспать!
* * *
«Cмерть – это лучшее из утешений, которое
только может быть. Все проходит! Все беды минуют, обиды иссякнут!»
Стоит осознать это – и легче становится на
душе. Древние осознавали это еще лучше, чем мы:
Разве долго продлится пора гостеванья земного?
Время, как сон, промелькнет —
И «добро пожаловать!» – скажут
В полях Заката пришельцу!
Из дневника убийцы
* * *
И в эту ночь заснули не сразу, но все-таки еще
задолго до того, как за окном начал брезжить поздний августовский рассвет.
Впрочем, в Хабаровске по сравнению с Нижним вообще светает поздно. И только,
чудилось, смежила Женя ресницы, как некая злая сила начала прошивать реденькое
полотнище дремоты стежками телефонных звонков: тр-рр! тр-рр!
Один раз Женя дернулась было встать, но Олег
слегка похлопал по бедру: лежи, мол! – и она уснула накрепко, с блаженной
улыбкой: я не одна, он рядом, он все сделает сам, какое счастье! Ибо нет на
свете сильной женщины, которая не мечтала бы стать слабой.
Ее разбудили голоса: бубнили да бубнили за
стенкой, словно два больших сердитых шмеля.
Женя открыла глаза, с трудом подняла затекшую
руку, взглянула на часы: ого, двенадцать! Какой прогресс! Позавчера она
проснулась в четыре, вчера – в два, сегодня – в полдень. Кажется, разница во
времени постепенно перестает оказывать свое разлагающее влияние!
Села, чувствуя себя совершенно отдохнувшей и
только традиционно зверски голодной. Вспомнила, что вчера ночью подъели
подчистую все сосиски и помидоры (а поскольку в них было что-то подмешано и
впрыснуто, долго не могли потом угомониться). Огляделась в поисках Олега и
нахмурилась, увидев на полу посреди комнаты свою сумку, собранную, будто для
дороги. Хотя ведь ее до сих пор не удосужились разобрать. Но вроде бы она
стояла еще вчера в углу? Что бы это значило?
Дверь на кухню была плотно прикрыта, там-то и
бубнили мужские голоса. Женя в полном недоумении прокралась под душ, потом
обратно. Интересно, какая сегодня боевая обстановка, как одеваться? Хорошо бы
универсальные джинсы, однако они за последние сутки пришли в совершенно
безобразное состояние. Кроссовки тоже, но их можно быстро отмыть, что и было
сделано. Джинсы сунула на дно сумки, надела маечку и легкие вельветовые брюки:
и красиво, и опять можно галопировать по тайге. Господи, помилуй!
Тут из кухни выглянул Олег:
– Привет! О, уже готова к труду и обороне? У
тебя батюшка часом не военный был?
– А что? – осторожно спросила Женя, подозрительно
косясь на Сашу Лю, который сидел за кухонным столом, прихлебывая кофеек и
сильно откусывая от чего-то большого и пышного, вроде сдобной булки.
О, так они, выходит, не все приели нынче
ночью? Оставалась какая-то заначка?
