Я вслушался. Увлеченный разговором мужичок не слишком старался говорить потише, да и я, видимо, не казался ему человеком, которого стоит опасаться, если он вообще меня замечал. Такая внешность у меня бывает после пива у Фатимы, я становлюсь не просто незаметным, а даже как бы и несуществующим. Неплохое, между прочим, качество, оно частенько выручает меня в такие вот ночные часы в безлюдной электричке.
– Значит, так, слушай. Бабуля эта стоит всегда на одном месте, у входа в метро «Белорусская-радиальная». И продает только багульник, понял? Только багульник. И только три дня в году. Она продавала вчера, сегодня, будет продавать завтра. Подойди к ней и купи семь пучков, не меньше и не больше. И не скупись, не торгуйся… Сколько запросит, столько и заплати.
– И что мне с ними, с этими пучками?
– Принеси домой и поставь в воду. На седьмой день, запомни – не раньше и не позже, на седьмой день оборви все цветочки и дай настояться. Да, и листики оборви. Не забудь про листики, в них вся сила. Ты знаешь, как собирают багульник? В противогазах.
– Это почему же?
– На всякий случай. Чтобы не случилось чего…
– А что может случиться?
– Все, что угодно. Понял? Все, что угодно.
– И сколько нужно настаивать?
– Сам не догадываешься?
– Неужели семь дней?
– Ну вот, начинаешь кое-что понимать. Потом отцедить. Крепость не должна быть ниже пятидесяти.
– Так это ж, первак? – испугался попутчик бородатого.
– Называй как хочешь.
– А бабулю я как узнаю?
– Она тебя узнает. Мимо нее не пройдешь.
– Как же она меня узнает, если мимо тысячи людей проходят? Она меня никогда не видела, я ее никогда…
– Она видит всех, кто о ней знает. Запомни самое главное – не торгуйся. Деньги нужно отдавать легко, без сожаления, будто долг хорошему человеку возвращаешь.
– И что, после семи дней можно употреблять?
– Нужен еще папоротник.
– А где же его взять зимой-то?
– Под снегом.
– И что дальше?
– Высуши, разотри ладонями в пыль и высыпь в бутыль, но не забудь при этом…
Дальше я ничего не смог разобрать – диктор объявил, что следующая остановка Немчиновка. Электричка пронеслась над освещенной кольцевой дорогой, и тут же послышался визг тормозов – мне пора было выходить. Странный разговор двух попутчиков за моей спиной дослушать не удалось, да мне, в общем-то, и так все было ясно, таинственную, колдовскую науку самогоноварения я усвоил давно. За всеми застольями мои напитки выпивают первыми, и лишь когда кончается самогонка, гости, скрепя сердцем, принимаются за казенное пойло, иначе я эту продукцию назвать не могу.
На следующее утро я снова оказался в Москве, естественно, на Белорусском вокзале, и, только подойдя к станции метро, вспомнил про бабулю, о которой вчера таким зловещим шепотом рассказывал мужичок с клочковатой бородой. Я оглянулся по сторонам, прошел к мосту, вернулся и увидел, все-таки увидел существо, которое безучастно смотрело на москвичей, проносящихся мимо в бесконечной своей суете. У ног бабули стояла кошелка, а в руке она держала маленький пучок чего-то растительного, пучок, ничем не напоминающий цветы – корявенькие, сухие веточки.
– Что это? – спросил я.
– Сам знаешь, – она взглянула на меня остро, усмешливо и как бы узнавая, хотя я мог твердо сказать, что никогда раньше мы с ней не виделись.
– Багульник? – уточнил я для верности, поскольку и багульника никогда раньше не видел.
– Он самый, – кивнула бабуля. – Семь букетов?
– Семь, – ответил я, хотя эти маленькие метелки можно было назвать букетами только из великодушия.
Она наклонилась к кошелке, пошарила там узловатыми своими пальцами и протянула мне семь пучков, перевязанных проволочками в красной изоляции.
– Сколько задолжал? – спросил я.
– А сколько не жалко, – почти игриво ответила бабуля. Вспомнились слова вчерашнего попутчика – не торгуйся. И почему-то показалось, подумалось, вернее, пришла уверенность, что любая купюра, которую я наугад вытащу из кармана, будет уместной. Я так и поступил – нашарил в кармане бумажку и вынул.
Оказалось, пятьсот рублей.
Бабуля взяла ее с совершенно невозмутимым видом, сунула в какую-то щель в одежде и снова повернулась к несущейся мимо толпе заспанных, недовольных жизнью москвичей. Но когда я повернулся, чтобы уйти, бабуля меня остановила.
– Не забудь про папоротник, – она вперила в меня как бы слегка недоверчивый взгляд.
– Какой? – не понял я.
– Из-под снега.
– Так его же еще найти надо…
– Найдешь.
На том мы с ней и расстались.
На следующий день, пробегая мимо входа в метро «Белорусская-радиальная», бабули я уже не увидел. Может быть, багульник закончился, может, время вышло – бородатый предупреждал, что бабуля будет на этом месте только три дня.
Надо заметить, что в самогоноварении я человек далеко не последний. В свое время, еще живя на Украине, я освоил эту науку во всех тонкостях и мог получать очень даже неплохую брагу на основе дрожжей и сахара, из скисших слив, отжатого винограда, мерзлой картошки и так далее. Верные люди снабдили меня первоклассным инструментом из лучших лабораторий города Днепропетровска, а там этих лабораторий…
Видимо-невидимо!
Громадная круглая колба из особо прочного, термостойкого стекла, так называемый холодильник, опять же стеклянная труба со сложной, пузырчатой системой внутри – подарок профессора химико-технологического института, гибкие, эластичные шланги мне раздобыли ребята с авиазавода… Качество исполнения, надежность, внешний вид самого аппарата делали мое производство не просто гигиеничным, а в полном смысле слова эстетичным – чуть не написал эротичным. Но и это слово было бы уместным, было бы правильным. Занимался я этим противоправным делом в белоснежном, накрахмаленном халате – наш районный хирург, попробовав раз-другой моего зелья, отдарился чем мог. Говорит, лучше я еще один срок прохожу в старом халате, но новый вручаю тебе, как выдающемуся мастеру своего дела. Такие дела, ребята, такие дела.
Все это должно вас убедить, что разговор, обрывки которого я услышал в электричке, не мог оставить меня равнодушным. После первых же донесшихся до меня слов я невольно, но устойчиво, как хороший радар, повернул свое ухо в сторону бородатого попутчика.
По глупости и простодушию мне показалось, что я услышал слова, относящиеся к неким особенностям любимого моего дела. Но по прошествии времени, когда случились все эти кошмарные события, я засомневался – о самогонке ли говорили мои случайные попутчики, ее ли родимую имели в виду, когда шептались за моей спиной? Из каких-таких миров они появились, в какие-такие миры направлялись…
