Вернувшись в квартиру, поднял трубку телефона — нет, еще не починили.
Ладно, пусть так. Касьянин снова вышел на балкон, здесь хотя бы не так громко и раздражающе звенел звонок. Он оглянулся в поисках ломика, какой-нибудь фомки, и тут взгляд его упал на гвоздодер. Ну что ж, хотя бы одного гостя он успеет уложить, но не больше, да и то, если очень уж повезет. Подняв с пола гвоздодер, Касьянин взвесил его на руке, повертел из стороны в сторону...
Нет, это было не оружие.
Заглянув в шкафчик, он вдруг увидел электрическую трехсотваттную лампу, которую сам совсем недавно так старательно наполнил бензином. Как это он тогда все расписал Марине... Придут бандиты, а он откроет дверь, и бензин им под ноги, и тут же спичка, огонь, ужас, бегство злодеев по лестнице вниз...
Касьянин только усмехнулся своей наивности. Опять глянул вниз, где прямо под ним стояла сверкающая на солнце потрясающая машина с откинутым верхом. Сама она была красная, сиденья были из желтой кожи, руль поблескивал слоновой костью.
И в машине никого не было.
И стояла она как раз под касьянинским балконом. Эта машина была словно вызов двору с его пыльными, вытоптанными газонами, с торчащими из земли бетонными плитами, брошенными строителями еще несколько лет назад, с песочницами, загаженными собаками. А в руках у Касьянина было полтора литра очень хорошего бензина.
А в дверь уже колотили ногами.
— Так, — сказал Касьянин совсем негромко, почти шепотом. — Так, — повторил он и взвесил на руке колбу из тонкого стекла. Пошарив глазами по балкону, он увидел спички, увидел сигареты. Сам он не курил, но здесь частенько покуривала Марина, балкон был ее личной курилкой. — А что, — пробормотал Касьянин, — в этом что-то есть...
Он окинул взглядом двор. Только у дальних подъездов сидели старушки, катались на трехколесных велосипедах детишки, оттуда слышались голоса, там шла мирная жизнь, ему уже недоступная.
И Касьянин решился.
Высунувшись насколько можно за пределы балкона, он вытянул руку с лампой и, поколебавшись несколько секунд, разжал пальцы.
Бесшумно и тяжело лампа, наполненная бензином, скользнула вниз и понеслась, понеслась к роскошной машине, посверкивающей в лучах солнца лаком, хромом, никелем, полированной пластмассой и прочими достижениями человеческой цивилизации. На всем протяжении ее полета Касьянин не спускал с нее глаз, подталкивая, поправляя, чтобы восходящие потоки горячего воздуха не увели ее в сторону. Но погода стояла тихая, воздух был неподвижен, словно вся природа находилась в каком-то оцепенении.
Касьянину повезло — лампа упала на переднее сиденье, рядом с водительским.
Но стекло было столь тонким, что она раскололась, распалась. Обостренный смертельной опасностью, Касьянин услышал звук раскалывающегося стекла.
Дальнейшее он уже представлял себе — хоть и на мягкое сиденье упала лампа, но бензин наверняка расплескался на водительское кресло, на приборную панель, на пол.
Что делать дальше, Касьянин уже знал — что-то подобное он когда-то слышал, может быть, даже сам писал об этом, или же он все это придумал вот в эти секунды ужаса перед предстоящей смертью, которая уже ломилась в дверь его квартиры. В том, что ломится смерть, торжествующая и наглая, с мордатой ухмылкой Евладова, он не сомневался.
Стараясь все делать четче, осторожнее, но в то же время и без промедления, Касьянин вынул из пачки сигарету, осторожно прикурил от спички. Вдохнув несколько раз дым, он закашлялся, но сигарета разгорелась. Касьянин поступил с ней точно так же, как минуту назад с колбой, — вытянув руку над пропастью, разжал пальцы, и сигарета полетела вниз.
И он видел сверху, с ужасом и беспомощностью видел, как она, подчиняясь невидимым потокам воздуха, струящегося вдоль дома, уходила и уходила в сторону от машины.
И, наконец, упала на асфальт.
Не сдержавшись, Касьянин простонал — он не в силах был взглядом, волей, всеми своими флюидами, если таковые и были в нем, пересилить поток воздуха и заставить, вынудить сигаретку изменить направление полета. Заглянув в несколько ящичков, распахнув нижнюю дверцу шкафа, Касьянин не увидел ничего, ну совершенно ничего, что могло бы ему помочь в эту секунду. Молоток, плоскогубцы, клещи, разводной ключ, которым ему приходилось подтягивать гайки, устранять течь, менять смеситель на кухне и в ванной...
Он в сердцах бросил дверцу, и в этот момент взгляд его упал на пол балкона, где у самой стенки лежал, давно уже ржавел и ждал этого вот дня небольшой, сантиметров шесть-семь, гвоздик. Дрожащими руками, стараясь не слышать грохота из прихожей, Касьянин взял гвоздик, более всего опасаясь уронить его, потерять, лишиться сокровища, которое должно ему помочь, а там кто знает, может быть, и спасти.
— Спокойно, дорогой друг, спокойно... — сказал Касьянин себе.
Он вынул из пачки вторую сигарету и осторожно раскурил ее, стараясь, чтобы и огонек спички не погас, чтобы сигарета не выпала из дрожащих пальцев, не свалилась вниз. При этом помнил, не мог не помнить о том, как быстро на такой жаре испаряется бензин в машине, как быстро он просыхает, что он наверняка нашел какую-нибудь щель в полу и вытекает, вытекает на горячий асфальт, испаряется быстро и навсегда.
Когда сигарета была раскурена, Касьянин осторожно, со стороны фильтра, воткнул в нее найденный гвоздик. Он вошел легко, даже охотно, словно сам ждал этого момента. Теперь сигарета весила в несколько раз больше, потоки восходящего воздуха уже не должны сбить ее с нужного направления. Вытянув руку как можно дальше за пределы балкона, Касьянин отпустил сигарету, доверив ей самой найти цель.
И она ее нашла.
Сигарета в точности повторила полет лампы и упала на то самое сиденье, где всего две-три минуты назад приземлилась электрическая трехсотваттная лампа, наполненная бензином.
Огонь вспыхнул сразу и сразу охватил оба передних сиденья, пол, приборную панель. Даже отсюда, с высоты двенадцатого этажа, Касьянин слышал деловитый гул огня, который с жадностью набросился на роскошную обивку, на прекрасную пластмассу, на все эти приборчики, которыми снабдили машину лучшие немецкие автомастера. Касьянин смотрел сверху вниз, и вот уже из почти невидимого в солнечном свете огня начал пробиваться и набирать силу черный дым — это был уже цвет горящей резины, горящей пластмассы и прочего дерьма, которым была набита эта потрясающая машина.
Во дворе послышались крики, краем глаза Касьянин увидел бегущих к машине людей, из окон высовывались встревоженные жильцы. Шум во дворе уже достиг того уровня, который должен был привлечь внимание евладовских ребят. Тем более что, как надеялся Касьянин, один из них наверняка выглядывал в окно — должен же кто-то стоять на стреме, на атасе, на шухере!
И действительно, грохот на площадке затих, звонок тоже замолчал. Касьянин осторожно протиснулся в квартиру, запер дверь, не забыв прихватить с собой спички и сигареты, чтобы не осталось на балконе ничего, ну совершенно ничего, связанного с огнем. К балконной двери он придвинул кресло, подперев его журнальным столиком, чтобы никому и в голову не пришло, что балконом кто-то мог воспользоваться для своих подлых целей.
