— На этот раз все? — спросил он придирчиво.
— На этот раз все, — ответил мужик, и в этих словах Пыёлдин опять уловил нечто обидное. В них явственно прозвучало снисхождение.
— Проверим! — И Пыёлдин, легко, даже как-то невесомо ощупав все карманы мужика и все те места, где могло быть что-то спрятано, вынул из-под мышки небольшой плоский пистолет. — Настоящий? — спросил он у строптивца.
— Да как сказать… — замялся тот.
— Зажигалка?
— Вроде того…
— Проверим?
— Чего ее проверять…
— Проверим! — на этот раз утвердительно произнес Пыёлдин. Он сдвинул кнопочку предохранителя и, прежде чем кто-либо сообразил, что происходит, поднес пистолет к виску такого красивого, такого молодого мужчины в нарядном вечернем костюме.
И нажал курок.
Раздался выстрел.
Красавец с развороченной головой рухнул на пол, под ноги Пыёлдину, и забился, задергался в предсмертных судорогах. Из головы, обезображенной входной и выходной ранами, хлестала кровь, сочились мозги. Толпа в ужасе отшатнулась назад, прижалась к стенам.
— Надо же, оказывается, вовсе и не зажигалка, — озадаченно пробормотал Пыёлдин, вертя перед глазами маленький черный пистолет. — А говорил, зажигалка… Врал, наверно, — пробормотал Пыёлдин. — А может, шутил… Но! — Пыёлдин поднял голову и твердо посмотрел в глаза тысячной толпе. — Есть вещи, которыми не шутят, — и бросил пистолет в картонную коробку. — Следующий! Прошу, граждане хорошие! Только без давки, только по очереди! Хватит всем! — Последние слова были явно излишними, но они опять ворвались из затейницкого прошлого Пыёлдина, когда он распределял детские новогодние подарки на утреннике.
Больше никого обыскивать не пришлось. Все настолько быстро и охотно снимали с себя «кольца и браслеты, бусы, амулеты», будто оказались в собственной спальне. Пыёлдин только радовался, видя неподдельное, искреннее желание избавиться от постылых ценностей, которые только портят жизнь человеческую и не приносят ничего, кроме зависти в глазах ближних, зависти, легко превращающейся в ненависть.
— Вижу, вижу, — приговаривал Пыёлдин время от времени, сталкиваясь со слишком уж угодливым взглядом очередного заложника. — Молодец… И ты, баба, тоже молодец… Далеко пойдешь… Если, конечно, не сядешь, — добавлял он.
Заметив мечущегося в стороне громадного детину с коротким ежиком седоватых волос, Пыёлдин поманил его пальцем, а когда тот приблизился на подгибающихся от ужаса ногах, Пыёлдин свой указательный палец, которым только что манил детину, перевел на замершего у ног мертвого красавца, впрочем, красавцем его уже никто никогда не назовет.
— Обыскать, понял?
— Его? — Голос детины дрогнул.
— Не меня же! — весело рассмеялся Пыёлдин. — Ну, ты даешь! Как звать-то?
— Посибеев. Зам.
— Что?!
— Заместитель Ивана Ивановича.
— Понял, — кивнул Пыёлдин. — Умница. Значит, так… Обыскать, — он снова ткнул пальцем в коченеющий труп в вечернем костюме. — Все, что найдешь — в коробку. А самого… — Пыёлдин указал на утыканное звездами окно в конце коридора.
— Но ведь… Это…
— Есть вопросы? Сомнения? Колебания? Отсутствие жизненной позиции?
— Вопросов нет.
— И ты далеко пойдешь, если выживешь. Тащи этого хряка и скидывай в окно. А то завоняется, запах пойдет… Неприятно будет здесь находиться. О вас же забочусь!
На Посибеева, хохот которого обычно был слышен на всех этажах Дома, который не пил, не любил, не ругался без хохота, теперь жалко было смотреть. Смертельно бледный, со вздрагивающими руками, он медленно приблизился к трупу, присел на корточки, но не удержался и плюхнулся на колени. Потом опасливо, большим и указательным пальцами отогнул полу пиджака, что-то ухватил в кармане, но вытащить никак не мог, пальцы соскальзывали с какого-то плоского предмета. Пыёлдин подошел и бестрепетной рукой вынул из кармана кредитную карточку, которая позволяла путешествовать по всем странам мира без единого гроша в кармане.
— Хорошая карточка, — негромко обронил стоявший в дверях Цернциц.
— Чем же она так хороша?
— На предъявителя.
— И я могу с этой картонкой по всему миру шастать?
— До конца жизни.
— Надо же. — И Пыёлдин сунул карточку в карман. — Как-нибудь попробую убедиться. Не посадят? — в упор посмотрел он на Цернцица. — Не привлекут где-нибудь на Ямайке?
— Не должны, — осторожно ответил Цернциц.
— Ладно, разберемся. А ты чего ждешь? — повернулся он к Посибееву. — Сказано — сделано. Тащи мертвеца в конец коридора. Земля новостей ждет.
— А может, того… Не стоит?
— Что? Не расслышал?!
— Да это я так… С непривычки…
— Привыкнешь! — жестко ответил Пыёлдин. — Оглянись! Ты видишь, сколько вокруг тебя достойных людей? Все они через твои руки пройдут. Рано или поздно…
Посибеев диковато глянул на Пыёлдина и, не произнося ни единого звука, ухватил мертвого за ногу и поволок сквозь расступающуюся толпу. Пыёлдин шел сзади и, кажется, даже взглядом подталкивал Посибеева. Тот, наверно, давно бы бухнулся в обморок, но боязнь оказаться рядом с мертвецом придавала сил.
Окно в конце коридора простиралось от пола до потолка, от стены до стены и по площади было, наверно, не меньше десяти-двенадцати квадратных метров. Пыёлдин первым подошел к окну и дал очередь из автомата по стеклам. Они тут же вывалились наружу вместе с алюминиевыми рамами и полетели, дробясь, вниз, вспарывая душный ночной воздух. Через некоторое время откуда-то снизу, из неимоверной дали, донесся звон бьющихся об асфальт осколков стекла.
— Выталкивай! — приказал Пыёлдин.
И Посибееву ничего не оставалось, как присесть и начать осторожно подталкивать тело к черному провалу, стараясь не соскользнуть вместе с ним. Чтобы не прикасаться к развороченной голове, Посибеев развернул тело ногами к себе и, опустившись на колени, продолжал толкать его вперед. Вот голова коснулась алюминиевой рамы, приподнялась, перевалила через нее и наконец свесилась вниз. Кровь, которая все еще сочилась из раны, летела вниз со страшной высоты и рассеивалась, распылялась над ничего еще не подозревающим городом, орошая его зловещим дождем. И наступил момент, когда тело уже под собственной тяжестью перевалило через угол окна и соскользнуло в провал, взбрыкнув напоследок мертвыми уже ногами.
— Молодец! — похвалил Пыёлдин обессиленно прислонившегося к стене Посибеева — не в силах подняться, тот сидел на полу, вытянув перед собой ноги. И тут они услышали звук, которого ожидали — глухой, влажный удар тела о землю.
— О боже, — простонал Посибеев, закрывая лицо большими ладонями.
— Слышал? — радостно спросил Пыёлдин. — Долетел наш друг! А! Слышал? Все в порядке! Он уже на месте.
