— Ну, ты даешь, — повторил конвоир. — Хитрый ты мужичок, как я посмотрю, ох, и хитрый… С тобой надо ухо востро держать.
— Держи, — кивнул Пыёлдин и тут же спохватился — если даже этот мордоворот что-то заподозрил, если уж он считает его хитрецом и пронырой, то останавливаться надо срочно.
И Пыёлдин замолк. На все слова конвоира лишь печально качал головой не то осуждающе, не то безразлично.
— Давно не видел тебя, Пыёлдин! — встретил его Суковатый напористо и улыбчиво. — Где пропадал?
— Делом был занят.
— Каким?! — поперхнулся начальник.
— Срок отбывал.
— И как?
— Нормально… Идет срок. Совсем немного осталось.
— Говорит, конец света ожидается, — доложил начальству конвоир. — Дескать, стены рухнут, мертвецы из могил поднимутся… Надеется среди них и затеряться.
— Точно? — переспросил Суковатый.
— Как получится, — уклонился от ответа Пыёлдин. — По-разному может получиться…
— Не советую, — поморщился Суковатый. — Не советую, — добавил он, помолчав. — Лучше уж в тюрьме, но среди живых. Покойники… Они ребята странные, никогда не знаешь, чего от них ожидать, в какую сторону их занесет, — Суковатый мрачно задумался, словно и в самом деле вспоминал о неприятных встречах в потустороннем мире.
— Наговаривает, — кивнул Пыёлдин в сторону конвоира. — Я сказал в том смысле, что вообще скорей бы конец… Устал я, начальник, сломался я…
— Неужто в самом деле?
— Похоже на то.
— Ты вот что, — строго проговорил Суковатый, нахмурившись. — Ты с этим делом кончай, погоди ломаться-то! Сделай порученное, а потом уж как захочется… Хочешь — ломайся, хочешь — кривляйся, на ушах ходи… Ишь! Как к работе, так он скорей ломаться! Не выйдет, Пыёлдин! На этот раз тебе не удастся никого объегорить!
— Ох-хо-хо! — вздохнул Пыёлдин.
— Мачту во дворе видел?
— Красивая мачта.
— Твоя затея… Радуйся!
— Я, конечно, извиняюсь… Но такая вот просьба… Вы не очень-то об этой мачте, об затее…
— А что такое? — насторожился Суковатый.
— Узнают ребята в камере… Вам новые расходы… Гроб, яма, музыка…
— Музыка?! — расхохотался Суковатый. — Ты надеешься на музыку?! Пыёлдин! На оркестр даже я не рассчитываю, а уж тебе-то… Значит, так! Я тебе такую музыку устрою… Из гроба встанешь! Попомни мое слово!
— Попомню.
— И заруби себе на носу.
— Да я бы и не возражал… Из гроба-то подняться… И никто бы не возражал.
— Ладно, хватит трепаться. Заладил, понимаешь, гроб, конец света, покойники по улицам бродят… Мачту надо ставить. Понял? Ты говорил, что по этому делу вроде как мастер, а?
— Говорил.
— Приступай.
— Вот так сразу? Кое-что требуется для работы…
— Что нужно? — Суковатый придвинул к себе календарь и взял ручку. — Говори, записываю.
— Крепежные болты…
— Анкерные?
— Называйте их как угодно… Любым словом. Я иностранным языкам не обучен. Крепежные болты бетонируются по углам. А потом, когда бетон схватится, на них, на болты то есть, мачта надевается. И гайками прихватывается. Для прочности и от злого умысла гайки лучше тоже залить бетоном.
— А какой может быть умысел? — Суковатый напряженно приник к столу полноватой грудью.
— Ну, как… Возьмет какой дурак из шалости да и отвинтит… Мачта качнется, часовой с автоматом наверху потеряет самообладание, шмальнет очередью по окнам, десятки погибших заключенных, сотни раненых, тысячи сбежавших…
— Не пойму я тебя, Пыёлдин, — Суковатый облегченно откинулся на спинку стула. — То ли ты природный дурак, то ли прикидываешься от скуки, а?
— Не силен я в словах, начальник… Вот когда дело какое есть, когда работа настоящая — я в порядке, а в словах, может, и в самом деле дураком кажусь… Не дано мне этого знать. Помню, еще моя первая учительница всегда говорила…
— Ладно, — раздраженно прервал Пыёлдина начальник тюрьмы, почувствовав, что вязнет, задыхается в этом бестолковом пререкании. — Дурак ты или нет, а работу надо выполнить. Про болты и гайки записал… что еще нужно для установки мачты?
— Бетонный раствор нужен. Не штукатурный, а именно бетонный. В городе должен быть бетонный узел — возьмете два-три куба, больше не понадобится. Вам дадут.
— И сколько же мне дадут? — побледнел от оскорбления Суковатый. — Год? Пять лет? Десять?
— Я не о том… Раствор вам дадут.
— А почему ты решил, что мне дадут?
— Ну как, — застеснялся Пыёлдин. — Начальник тюрьмы все-таки… Не хвост собачий.
— Что же из того, что я начальник тюрьмы? — продолжал допытываться Суковатый.
— Понимают же идиоты на бетонном узле, что каждую минуту могут оказаться в вашем полном распоряжении.
— Это почему же они должны так думать?!
— Потому что воруют. Сами знаете… Дай бог, чтобы каждый второй куб по разнарядке шел, а то ведь где-то четвертый, пятый куб идет по назначению. Остальное на сторону. Рыночные отношения требуют… Вам они тоже вроде как на сторону отдадут. А вы здесь уже можете все с бумажками оформить, дескать, большие расходы понесли… Глядишь, кое-что на дачку перепадет.
— Слушай, ты! Пыёлдин! Говори да не заговаривайся!
— Вот выпишете не два куба, а все пять… И считайте, что фундамент для дачи у вас уже есть. Дело житейское… А на даче бетон всегда нужен — дорожка, яма сливная, в подвале работы… Мало ли… — Пыёлдин тоскливо смотрел в окно, всем своим видом давая понять, что все эти милые житейские хлопоты ему недоступны.
— На свой аршин меряешь! — гневно произнес Суковатый и опасливо покосился на конвоира, который внимательно вслушивался в разговор. — Хорошо… Бетон. Уяснили. Что еще?
— Доски для опалубки… Тоже не мешало бы с запасом… Мало ли… Уголки железные для ступенек и перил… Железные листы для площадки… Прожектор…
— Записал!
— Ну, и это… Люди. Кадры решают все.
— Сколько?
— Человек десять, двенадцать…
— Ты что?! Совсем ошалел?! Может, тебе всю тюрьму в команду записать?
— Гражданин начальник, — Пыёлдин наконец осмелился взглянуть Суковатому в глаза. — Прикиньте сами… Какой из зэка работник? Думаете, носилки они будут вдвоем таскать? Ни фига! Вчетвером. Да еще один будет рядом идти и советы давать… Да-да! У носилок четыре ручки, и за каждую отдельный зэк будет двумя руками держаться. И потом… Ни один из них не станет насыпать бетон на эти несчастные носилки… Для насыпания бетона нужно еще четыре человека… А плотницкие работы? А земляные? А кровельные? Думаю, что и двенадцати будет маловато… Но дело сделаем, — успокоил начальство Пыёлдин. — Сделаем дело. Как в лучших домах города Днепропетровска, — вздохнул от неизъяснимой тоски Пыёлдин.
