Откинувшись на спинку сиденья, он прикрыл глаза и вздохнул. Тяжко и освобожденно. Во всем, что случилось за последние пятнадцать минут, кроме обреченности и безысходности, было нечто хорошее, словно опять где-то внутри тлел слабый огонек, обещающий какую-никакую надежду в будущем. Все кончилось, теперь не будет уже нервного ожидания звонков неизвестного благодетеля, не будет судорожных поездок, выслеживаний незнакомого человека, не будет тренировок с уже ставшим ненавистным пистолетом...
Все это кончилось.
Так думал Михась, стараясь не смотреть на свою руку, прикованную к стальной штанге вагона.
Он ошибался, ребята, как он ошибался.
Все только начиналось.
А то, что было... Это так... Цветочек на весеннем лугу... Под утренним ветерком... В лучах несильного восходящего солнца...
И не более того.
Часть вторая
О том, как все закончилось
Следователя звали Иван Иванович Анпилогов. Имя откровенно мистическое. За таким именем всегда таится что-то необыкновенное, хотя с виду человек этот может казаться самым заурядным. Но присмотритесь, потолкуйте с ним за бутылкой, второй, третьей, и на вас дохнет такой глубиной, таким мраком или светом, ошпарит, а то и тем, и другим... Он может и подарить дом, и сжечь ваш собственный, но главное, главное, ребята, без видимых причин.
А вот захотелось, а вот вожжа под хвост, а вот с бухты-барахты...
И все вам объяснение. И не потому, что таится или пытается что-то там от вас скрыть. Да ничего подобного! Он сам не догадывается о мотивах своих поступков, они скрыты и от него в глубинах подсознания. Какие-то неведомые силы руководят его мыслями и решениями, шутками и прибаутками, а он по простоте своей душевной, кажущейся, ребята, только кажущейся, полагает, что это все его собственные мысли, его судьба и его жизнь.
Да ни фига!
Мистика все это, сплошная мистика.
Так что поосторожнее с людьми, которых зовут Иван Иванович, странные они, непредсказуемые, для самих себя непонятные.
Следователь Иван Иванович Анпилогов относился именно к этому сорту людей, если это, конечно, люди – кто их знает, кем они являются на самом деле. Даже в своей конторе он отличался от прочих работников, устремленных и непоседливых, а в таких конторах не может быть других, все они там устремленные и непоседливые.
А Анпилогов – особенно.
Был он, конечно, уже не юношей, но все же достаточно молод, хотя и лыс, но это была лысина только украшающая молодых людей, и они об этом знают по тому вниманию, которым их окружают девушки привлекательные и откровенные. А еще были у Анпилогова на удивление белые зубы, просто потрясающе белые, казавшиеся почему-то острыми. Может быть, благодаря таким вот зубам улыбался он часто, охотно, совершенно не заботясь о том, чтобы его улыбки были уместны. Да он себе улыбался, а не людям, которые оказывались рядом. Если же они не видели вокруг ничего смешного, Анпилогов улыбался еще шире и веселее – опять же себе! Чего-то он там про себя подумал, заметил, на что-то в себе откликнулся.
– Привет, мужик! – весело сказал Анпилогов, входя в свой кабинет – там уже под присмотром конвоира сидел Михась, бледный, осунувшийся и какой-то потерянный, он словно не знал, куда попал, как здесь оказался и по какой такой надобности.
– Здравствуйте, – отозвался Михась.
– Ну и как? – улыбнулся Анпилогов, усаживаясь за свой стол.
– Что как?
– Вообще?
– Ничего...
– Жить можно?
– Шутите...
– Есть вещи, которыми не шутят, – веско сказал Анпилогов. Но опять же весело сказал, без назидательности и укора. – Ты знаешь, сколько тебе светит?
– Лет пять, наверно, – без выражения сказал Михась.
– Ха! Да ты в этих делах опытнее меня! – воскликнул Анпилогов. – Я по Кодексу сверялся, а ты сразу брякнул! И в десятку!
– А меньше не получится?
– Мужик, ты чего?! Шантаж, угроза оружием, вымогательство в особо крупных размерах... Сразу скажу – вряд ли будет меньше. Как бы больше не получилось. Давно этим промышляете?
– Первый раз...
– Ха! Все так говорят! Да, а приятеля твоего мы нашли. В соседнем кабинете показания дает. Чистосердечные, между прочим.
– На меня валит?
– Знаешь, не так чтобы очень... Соблюдает правила приличия, дружеская привязанность чувствуется... Не полный отморозок, нет-нет. И приятный молодой человек.
– Как и все мы, – через силу усмехнулся Михась.
– Тогда давай, рассказывай. Где и как, почему и сколько, с кем и зачем.
– Вот так сразу?
– Ни в коем случае! Постепенно и не торопясь.
– Как же вы приятеля моего нашли?
– Алика, что ли? Кстати, как его по-настоящему зовут-величают?
– Саша.
– Александр, значит. А фамилия у него какая будет?
– Что же вы не спросили у него?
– Слушай, мужик... Ты неправильно себя ведешь. Ты здесь уже, здесь. На табуретке сидишь, решетки на окнах, конвоиры в коридоре, следователь по особо важным делам перед тобой.
– Это что же, мое дело особо важное?
– Шутка. Понял? Шутка. Но если серьезно, то тридцать тысяч долларов, которые у тебя из-за пазухи вынули... Считается суммой особо крупной. Так какая у Алика фамилия?
– Акимов.
– Правильно, не обманул ты меня.
– Как же вы на него вышли?
– Пошли по твоему адресу, и первая же бабуля у подъезда сказала, что у тебя один приятель, Алик Акимов. С ним вы пиво пьете, сказала даже, где пьете...
– И где же мы пиво пьем?
– У Фатимы.
– И там побывали?
– Нет, поостереглись. Чтобы не вспугнуть ваше бандитское логово, ваше преступное сообщество, вашу малину, притон и сборище. Но наш человек сейчас сидит у этой самой Фатимы и пивко потягивает, знакомится с обстановкой. По первым его докладам обстановка мирная, располагающая, он готов там еще поскучать часик, другой, – Анпилогов пересел на стул рядом со столом, забросил ногу на ногу.
В сером костюме, белой рубашке, без галстука.
На Михася смотрел доброжелательно, с интересом. И интерес у него был не злобный, чуть ли не сочувствующий интерес. Так смотрит собака на вернувшегося в дом хозяина – склоняя голову то в одну сторону, то в другую.
– Не скоро, видно, мне там придется пивка попробовать, – пробормотал Михась, и похоже было, что это была самая горькая его мысль после печальных событий последних дней.
– Ну ты даешь, мужик! – воскликнул Анпилогов. – Не скоро, говоришь. Если вообще придется! Понял? Если вообще.
