– На каждого! – успел вставить Худолей.
– Андрей не пьет.
– А я его и не имел в виду, – сказал Худолей, откидывая голову на спинку сиденья, – силы у него все-таки были на исходе.
– Надо было бы все-таки взять этого Амона.
– По правилам – да. Но тогда вылезла бы вся незаконность нашей операции.
– Так наш налет незаконный? – встрепенулся Худолей. – Ты же говорил, что у тебя есть ордер на обыск?
– Говорил...
– Значит, врал?
– Да есть ордер, есть... Но я не могу его нигде предъявить. Ордер внутреннего потребления.
– Это как? – продолжал допытываться Худолей.
– Ну... Например, внутри этой машины, – усмехнулся Пафнутьев. – Тебе я могу предъявить этот ордер, Андрею, сам могу на него полюбоваться...
– Он что, ненастоящий? Поддельный? Фальшивый?
– Заткнись, – устало проговорил Пафнутьев. – Если замолчишь, возьмем три бутылки.
– На каждого, – уточнил Худолей и снова потерял сознание.
* * *
И наступил час, когда Андрей ясно понял, что хочет видеть Вику. Он набрал ее номер, но никто не ответил. Через полчаса снова позвонил, и снова в ответ раздались лишь долгие протяжные гудки. Их размеренность и безответность создавали ощущение несчастья. Может быть, у кого-то другого они создали бы другое настроение, более радостное, но жизнь в последнее время приучила Андрея ждать беды. Это состояние было тягостным, но он привык к нему, как к чему-то естественному. Так люди привыкают к бедности, к зависимости, привыкают к затяжной болезни – и избавиться от нее не удается, и не добивает до конца.
Андрей прошелся по квартире, постоял у окна, вернулся к телефону – в квартире Вики никто не поднимал трубку.
– Что-нибудь случилось? – спросила мать, заметив его нервозность, которая проявлялась довольно своеобразно – движения Андрея делались замедленными, в них появлялась тягучесть, ленца.
– Не должно, – ответил он невпопад. Он опасался произносить что-то определенное, отвергающее или утверждающее. Мягкая манера поведения, замедленность в движениях вызывали невнятность и неопределенность в словах. Он ни на чем не настаивал, ничего не отрицал, ограничиваясь незначащими словами, которые можно было растолковать как угодно.
– Что-то эта девушка... Вика ее зовут? Перестала звонить... Вы не поссорились?
– Мало ли, – ответил Андрей, и непонятно было, относились эти слова к нему самому, к Вике ли, или к каким-то неведомым обстоятельствам.
Тревога в душе Андрея росла, и он снова позвонил. Телефон молчал. Набрал прямой номер Пафнутьева – тоже никакого ответа. Тогда, не колеблясь больше, прошел в прихожую, нащупал в полумраке куртку, на ощупь взял с крючка шлем, перчатки. Все это проделал не торопясь, но в медлительности таилась неотвратимость. Он представлял собой запущенный механизм, остановить который уже невозможно. Андрей понимал, что поспешность даст выигрыш в минуту-вторую, но она грозила и неприятностью куда большей – что-то забыть, упустить, не предусмотреть. Андрей остановился, подумал, не взять ли какое оружие... Но нет, ничего не взял, решил, что так будет лучше. Без оружия он неуязвимее. Только он сам, его руки, ноги, его мотоцикл и решимость.
– Далеко, Андрюша? – спросила мать, остановившись в дверях. Она тоже усвоила манеру общения с сыном, которая сводилась к таким вот коротким вопросам, коротким ответам.
– К Вике заскочу.
– А позвонить?
– Не отвечает.
– В это время она бывает дома...
– Бывала, – поправил Андрей.
– Что-то случилось?
– Я ненадолго, – Андрей оглянулся на мать, махнул рукой. – Узнаю, что там.
И на мотоцикл он садился не торопясь, с замедленной основательностью. Поерзал на сиденье, подвигал плечами, стараясь лучше влиться в куртку, и наконец включил мотор. И, начиная с этого момента, больше не сдерживал себя. Скорость набрал на первых же пятидесяти метрах, шутихой выскочил на проспект, так что от него в разные стороны шарахнулись два слабонервных «жигуленка».
У дома Вики он был через пять минут. Где-то позади остались визги тормозов, свистки гаишников, проклятия прохожих, отшатывающихся при виде бешеного мотоцикла. Все это сейчас не имело для Андрея никакого значения. Он уже испытывал нечто похожее, когда надо было вот так же носиться по городу и окрестностям в отчаянной надежде успеть изменить, спасти. И вот все повторяется, все начинается сначала. Прежний опыт подсказывал, что и сейчас он не сможет ничего изменить.
Поздно, поздно, поздно, стучало в висках. Но это нисколько не влияло ни на его планы, ни на поведение. Он просто отрабатывал вариант, независимо от того, каков будет результат. Во двор Андрей въехал спокойно, так что даже у случайной старушки, вышедшей с мусорным ведром, не возникло желания затаиться, переждать опасность. В подъезд вошел не торопясь, все с той же ленивой тягучестью. Со стороны могло показаться, что он никуда не спешит. Но сейчас уже ничто не могло его остановить. И что бы ни произошло, он продолжал бы вот так же вроде бы неторопливо, но не теряя ни секунды отрабатывать свой вариант, который можно было бы назвать одним словом – «Вика».
На площадке стояли мужчина и женщина. Когда лифт подошел, Андрей невозмутимо отвел рукой мужчину в сторону, вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Мужчина от такой наглости онемел, вопросительно посмотрел на женщину – ты, мол, понимаешь что-нибудь?
– Ни фига себе, – пробормотала она растерянно. – И такое, оказывается, уже бывает.
На девятом этаже Андрей вышел из лифта, оставив дверь открытой. Подошел к квартире Вики и удовлетворенно кивнул, увидев, что замок взломан. Толкнул дверь – она со скрипом подалась. Медленно, стараясь ступать бесшумно, вошел в квартиру. Ни единого шороха он не услышал, не почувствовал и чужого дыхания. Дыхание в таких случаях, особенно сдерживаемое дыхание, он улавливал хорошо, он просто его чувствовал. В комнате он увидел разбросанные вещи, сдвинутую в сторону кровать, осколки стекла на полу. Обойдя всю квартиру, Андрей убедился, что каких-то явных признаков, позволяющих понять, что именно произошло, не было. Разве что кровать... На светлом покрывале отпечатались четкие следы грязных подошв – кто-то прошелся прямо по покрывалу...
– Так, – это было единственное слово, которое произнес Андрей. Бросив от дверей внимательный взгляд на квартиру, он вышел и притворил за собой дверь, из которой торчали вывороченные внутренности замка. Дверь в лифт все еще была раскрыта, и снизу доносились гулкие удары. Внизу все еще стояли мужчина и женщина. – Извините, – сказал Андрей. – Иначе было нельзя.
Через семь минут он шел по коридору прокуратуры. Кабинет Пафнутьева был заперт. Он постучал, зная привычку хозяина иногда запираться. Никто не ответил. Пафнутьева в кабинете не было, это ясно.
– На совещании у областного прокурора, – пояснила секретарша. – Будет часа через два. Если вообще будет, – она взглянула на часы. – Скорее всего, сразу домой поедет.
