Потом Зомби вспомнил, что Пафнутьев обещал прислать машину и отвезти его в другую больницу. Но машины не было. То ли Пафнутьев забыл, то ли не смог, передумал... А перевезти он его хотел в такое место, где бы ему ничто не угрожало. Да-да, он говорил, что там охрана, там решетки на окнах, туда никого не пускают без специальных разрешений... Да, там решетки на окнах и запирающиеся двери – почему-то именно эта подробность врезалась в сознание, и он снова и снова повторял про себя, что там окна забраны решетками, что уйти оттуда непросто, да и вообще невозможно.
– Значит, так нужно, – вслух сказал он и склонил голову, прислушиваясь к звукам собственного голоса. – Если так случилось, значит, так и должно было случиться и никак иначе случиться не могло, – проговорил он медленно, вдумываясь и вслушиваясь в каждое слово. – Хм, неужели это я придумал – такие слова... Или вспомнил? А кто может сказать наверняка, что именно мы придумываем сами, что вспоминаем, а что улавливаем из пространства... Скорее всего, улавливаем... Люди, пережившие тяжелые травмы, приобретают особенные способности...
Об этом Зомби прочитал в газете, и эта мысль ему неожиданно вспомнилась. Но тут же новое желание перебило все его мысли. «Надо позвонить домой», – подумалось ему. И он сразу озадачился: куда, кому, что сказать? Вопросы остались без ответа, он не мог ответить ни на один из них, но возникшие в сознании слова пронеслись в его истерзанном мозгу – надо позвонить домой. Однако сколько он ни напрягался, продолжения не получилось. Не вспомнил он ни дома, ни лиц, ни имен... Правда, возникли в памяти странные сооружения... Это были низкие, ржавых цветов строения. Прошло еще какое-то время, и он понял, что эти строения железные, их много, они соединены переходами, дверями, проездами, в каждом отсеке люди, они чем-то заняты, они пилят, режут, у них в руках сверкают вспышки слепящего электрического света...
И наступил какой-то неуловимый момент, когда он спокойно и ясно понял, что все эти жутковатые железные сооружения – гаражи, частные гаражи, которые выстраивались постепенно, без намеченного плана, создавая причудливые переплетения проездов, перемычек. Да, это гаражи, железные соты, большей частью ржавые, иногда выкрашенные в самые неожиданные цвета – в зависимости от того, какой краски удалось достать хозяину.
И еще одно понял Зомби, тоже спокойно и твердо – он должен быть там, в этих гаражах. Что-то тянуло его туда, что-то там должно было произойти очень для него важное. И чем быстрее он там окажется, тем лучше... Оперевшись на костыль, Зомби поднялся, осмотрелся.
Осознал – он должен собраться и выйти на улицу. Он набросил на себя пиджак, забытый кем-то из больных, взял с подоконника шляпу – подарок Овсова. Шляпа была какого-то старого покроя, с большими полями, широкой черной лентой и причудливым изломом. Она нравилась Зомби тем, что погружала в тень все лицо. Он до сих пор не освоился с тем, что лицо его выглядит нормально. Зомби воспринимал его искореженным, изуродованным, хотя на самом деле это было просто другое лицо.
«Костыль, – подумал он. – Не забыть костыль...» Он внимательно осмотрел его, сняв резиновый набалдашник, заглянул в темный ствол. Свинтил кончик рукоятки, вынул из отверстия патрон. Убедился, что он заряжен. «Кабанья картечь», – вспомнились слова Овсова. Вложил патрон в рукоять, снова завинтил ее. «Кабанья картечь – это хорошо», – пришла в голову неожиданная мысль.
Зомби подошел к двери, выглянул в коридор. Ни одного человека в белом халате он не увидел и воспринял это как доброе напутствие. Пройдя в конец коридора, Зомби свернул на площадку и спустился на первый этаж. Проходя мимо приемного покоя, увидел, что в пустом предбаннике висит чей-то плащ – видимо, родственник оформлял больного и на это время разделся. Ни секунды не колеблясь, Зомби взял плащ, набросил его на руку и невозмутимо вышел на улицу. Только свернув за угол, он надел плащ и, вынув из-за пазухи шляпу, натянул ее на голову.
– Вперед, Зомби, – сказал он себе и, неестественно распрямившись, чуть прихрамывая и опираясь на костыль, какие обычно продаются во всех аптеках, двинулся вдоль улицы. В длинноватом плаще, черной широкополой шляпе, надвинутой на глаза, в больничных пижамных штанах он шел невозмутимо, и была, была в его походке какая-то неотразимость.
Все дальше уходя от больничных ворот, Зомби ощущал освобожденность. Ему и хотелось уйти вот так – ни у кого не спрашивая разрешения, никому не докладывая о том, куда он уходит и намерен ли вернуться. Даже самому себе он не мог сказать – куда же все-таки собрался... Зомби еще раз свернул за угол и только тогда уверился в том, что его не догонят, не вернут, не уложат снова. Пришло ощущение безопасности, какой-то рисковой, ненадежной безопасности, когда все зависит от него самого. Его не может узнать ни один человек на белом свете, потому что всего полгода назад такого человека вообще не было... Значит, и помешать ему никто не сможет. Это было приятное ощущение, и он постарался подольше задержать его в себе, насладиться им...
Кто-то поздоровался с ним, но Зомби лишь усмехнулся – ясно, что человек обознался, никто не знал его в этом городе, не было у него здесь ни родных, ни друзей, ни просто знакомых. За исключением тех, которые появились за последние полгода. Он шел не торопясь, но и не останавливаясь. Толпа расступалась перед ним и снова смыкалась за его спиной. Широкополая шляпа, затемненные очки в этот ненастный осенний день, вскинутая голова делали его фигуру заметной на улице, но он этого не знал. Он проходил квартал за кварталом, но если бы кто-то спросил у Зомби, куда он идет так настойчиво и целеустремленно, он не смог бы ответить. Он не знал. Так стремится вверх по горным сахалинским ручьям кета, вспарывая себе брюхо об острые камни, и, сделав свое дело, выпустив из себя икру, гибнет тут же, на этих камнях. Так летят птицы на юг, на север под прицелом поджидающих охотников. Так бежит по улице бездомная собака, не зная, получит ли пинок под дых, попадет ли в душегубку собачников или найдет кость на свалке...
Зомби шел, не сделав ни одной петли, шел если и не слишком уверенно, то безошибочно держа путь на окраину города. Остался позади центр с магазинами и ларьками, за спиной остались троллейбусные маршруты и подметенные улицы. Наконец Зомби вышел в безлюдный район с грязноватыми улицами, выщербленным асфальтом, разбитыми дорогами с затопленными водой ямами. Это была окраина города. Ни разу не остановив встречного, чтобы спросить дорогу, он вышел к реке, пересек мост.
Иногда на него оглядывались, но без большого интереса, мало ли какие чудаки бывают на белом свете. Сердобольная старушка приняла его за слепого и, когда он остановился, чтобы пропустить поток машин, осторожно взяла за локоть.
– Я вас переведу, – сказала она.
– Спасибо, – Зомби первый раз улыбнулся за весь день. – Я еще сам могу.
– Извините, – и она первой засеменила через дорогу, торопясь пересечь проезжую часть, пока светился на той стороне бегущий зеленый человечек на светофоре.
Сразу за мостом Зомби оказался на некотором возвышении и увидел пологий спуск к реке, покрытый бесконечными чешуйчатыми крышами гаражей. Это была в точности та самая картина, которая привиделась ему после тяжелого полуденного сна. Все гаражи были разные – из железа, бетона, были гладкие и гофрированные, попадались гаражи, сколоченные из разношерстных досок, из шифера, слепленные из обломков бетонных плит, сложенные из кирпича, шлакоблоков, какой-то затейник прославился тем, что сложил гараж из пивных бутылок, благо этого строительного материала в окрестностях было в избытке. Все это нагромождение представляло собой настолько запутанное скопище, что новичок наверняка пришел бы в ужас, если бы ему предложили проехать сюда и найти нужную ячейку. Машины въезжали сюда с разных сторон, в разные стороны разъезжались, с трудом протискиваясь по кривым улочкам этого странного машинного города. Застраивался он десятилетиями, постепенно расширяясь, захватывая все новые и новые площади, пожирая огороды, поляны, рощи и превращаясь в единый организм, живущий напряженной и агрессивной жизнью, потому что чужаков здесь не терпели, чужаки или быстро растворялись, становясь своими, или попросту исчезали. Едва намечалось свободное пространство, в него тут же, едва ли не за ночь, втискивались новые и новые владельцы машин, на крутом ли спуске, над оврагом возникали двухэтажные гаражи со въездами с разных сторон, нередко с проходами внутри. Здесь делали насыпи, срывали холмы, увозили сдвинутую бульдозерами землю, завозили землю, вбивали сваи, бетонировали откосы, рыли погреба, невидимые со стороны, но с неожиданными возможностями внутри – не имея возможности прорубить дверь, некоторые прорывали к соседу ход под землей.
