– Пейте еще, – она поймала стыдливо брошенный на бутылку взгляд Пафнутьева. – Там такая жара… Пейте, я еще открою, если захотите.
– Спасибо. Скажите, Лариса, как вы объясняете происшедшее?
– Чушь какая-то. Не знаю, что и думать.
Пафнутьев внимательно посмотрел на женщину и согласился со всем, что сегодня услышал о ней. Действительно, во взгляде у нее была игра, которую можно было назвать и блудом. Но сейчас все было подавлено горем. Вспомнил слова Ерцева, странные слова… Когда ей сообщили об убийстве, то первое, что он произнесла, было – «убили все-таки…»
– Может быть, у него завелись враги, недоброжелатели? – спросил Пафнутьев.
– Да какие враги! Он же водитель.
– Никто не угрожал ему? Возможно, были какие-то звонки, письма…
– Мне об этом ничего не известно.
– Знаете, о чем я подумал… Ведь для того, чтобы убить водителя, вовсе не нужно устраивать такой фейерверк в центре города. Он бывает в поездках, на дальних дорогах, в стороне от жилья… Там куда удобнее. А тут… Наши просто ошалели от такой наглости.
– Вам виднее, – Ларса добавила себе «Сибирской». – Вам виднее, – и медленно выпила. Но заметил, все-таки заметил Пафнутьев настороженный взгляд, который она бросила на него поверх стакана.
– Говорят, будто Николай Константинович написал какое-то письмо в милицию…
– Письмо? – удивилась Лариса. – В милицию? Мне об этом ничего не известно, – повторила она уже знакомые Пафнутьеву слова. Он частенько слышал именно эти слова во время допросов от людей, которым было что скрывать. – Мы с мужем обычно не касались личной жизни друг друга, – Лариса снова добавила себе водки, сделала глоток. Пафнутьев начал понимать – она хотела опьянеть. Но пока Лариса держалась, отвечала внятно.
Увидев на подоконнике тарелку с солеными молодыми огурчиками, Пафнутьев поставил их на стол, как бы предлагая закусить.
– Спасибо, – сказала Лариса. – Вы еще что-то хотели? Торопитесь, а то я, честно говоря, устала… Вернее, опьянела.
– Вы давно были женаты?
– Лет десять… Что-то так.
– Дети?
– Дочка. На Украине, у бабки.
– Школьница?
– Да, пойдет в третий класс. Сейчас загорает на Азовском море, там мои родители. Чего ей здесь делать? Здесь стреляют прямо на улицах, – Лариса усмехнулась, отвернулась к окну и вдруг заплакала. – Как же мне паршиво, – проговорила она сквозь слезы, – как же мне паршиво, если бы кто знал… Такое чувство, будто я его убила…
– Почему вы так думаете? – насторожился Пафнутьев.
– Не успокаивайте, я знаю, что говорю… Я всегда знаю, что говорю, даже после «Сибирской», – она выплеснула в стакан остатки водки и тут же выпила, вытерев губы рукавом халата. – Две вот такие дыры в груди, – она показала свой кулачок. – Какие сволочи, какие сволочи… Разве так можно…
– Что же нужно натворить, чтобы с тобой так поступили, – проговорил Пафнутьев сочувствующе, но в то же время ожидая, что Лариса как-то откликнется.
– На такое можно пойти, только спасая собственную жизнь, – проговорила она, а Пафнутьев никак не мог понять, к кому относились ее слова – к убийцам или к их жертве. – Ах, Коля, Коля… Я же тебе говорила, я тебя предупреждала… Дурак, какой дурак… Из-за такой чепухи…
Лариса подняла голову и увидела Пафнутьева. Поморгала, пытаясь, видимо, вспомнить – кто этот человек и как он здесь оказался?
– Знаете, мне плохо, – проговорила она невнятно. – Я, похоже, совсем опьянела… Мне очень плохо… Хочу прилечь, помогите добраться до дивана…
Пафнутьев осторожно провел Ларису в комнату, уложил на диван, целомудренно поправил халат, соскользнувший с ее бедер, под голову положил подушку.
Лариса вела себя послушно, не пытаясь ни противиться, ни возражать.
– Спасибо… Все хорошо… Я скоро приду в себя…
– Не беспокойтесь, – утешил Пафнутьев. – Вам надо отдохнуть, хорошо выспаться. И все станет на свои места.
– Да-да, конечно, – бормотала женщина заплетающимся языком. Мягкий диван, удобная поза, подушка под головой делали свое дело – она засыпала прямо на глазах. А когда Пафнутьев набросил на нее теплое мохнатое одеяло, Лариса тут же заснула. Он отошел в сторонку, сел в кресло. Прошло всего несколько минут и лицо Ларисы разгладилось, исчезло напряженное выражение. Ровное дыхание не оставляло сомнений – женщина крепко спала.
– Вот и хорошо, – пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. В комнате ничто не привлекло его внимания, он лишь еще раз убедился – все вещи были явно повышенного качества. Если здесь жил водитель, то довольно необычный. Семейная кровать в залитой солнцем спальне вообще озадачила следователя – белая, с золотыми резными завитушками, покрытая желтой шелковой накидкой с громадными золотистыми розами, посверкивающими в солнечных квадратах от окна…
– Желтый – цвет разлуки, – пробормотал Пафнутьев и направился к столику, стоявшему в углу. Видимо, здесь готовила уроки дочка Пахомовых – он не видел другого места, где можно было бы присесть и что-то написать.
Стол был чист, но у самой стены стояла картонная коробка с письмами, открытками, счетами за телефонные разговоры… Пафнутьев присел и начал внимательно просматривать содержимое коробки. Если Пахомов отнес письмо в милицию, то вряд ли ему удалось с первой попытки изложить все, что он хотел, должны остаться заготовки, черновики… Если, конечно, никто не побывал здесь раньше. Но убийство произошло лишь сегодня утром… Пафнутьев перевернул коробку и высыпал все на стол.
– Слава тебе, Господи! – шепотом воскликнул он, увидев продолговатую бумажку – такие полоски из нескольких почтовых квитанций отрывают, когда человек отсылает письма сразу в несколько мест. Пафнутьев вчитался в адреса – прокуратура, редакция, какой-то контрольный орган… – Спасибо, Коля, ты продолжаешь действовать.
Квитанцию Пафнутьев сунул в карман, а остальные бумаги положил на место. Отошел, оглянулся – вроде, все, как прежде, явных следов не оставил.
Лариса спала. Обнаженная полноватая рука свесилась с дивна, на лице ее возникло скорбное выражение, она, кажется, легонько всхлипывала во сне. Пафнутьев осторожно завел руку под одеяло, поправил подушку, сбившуюся в сторону. «Красивая? – спросил он себя. – Как сказать… Наверно, может эта женщина довести до неистовства. Не каждого, не всегда, но может… Впрочем, как сейчас шутят, плохих женщин не бывает, бывает мало водки…»
И еще знал Пафнутьев, что в каждом кругу людей складываются свои понятия о красоте, и женщины подстраиваются, подгоняют себя под те или иные требования. Вряд ли та же Лариса, работая, к примеру, в прокуратуре, стала бы делать такие тонкие изогнутые брови… А оказавшись в управлении торговли, сделала, и не ошиблась. Добилась и потрясла. Конечный результат, правда, оказался печальным, но это уже другое сработало… Хотя толчок, самый первый, неслышный, неприметный, возможно, дали именно брови, яркая помада, золотой перстень с розовым камнем или тем, что принято называть камнем – настоящих самоцветов такого размера и цвета в природе не бывает.
