– Что же, Илья Матвеевич? Что может быть дороже и желаннее? – Заварзин явно шел на нарушение сложившихся отношений. Когда Голдобов соблюдал нормы вежливости, Заварзин терпел. Он знал, кто главный, но оскорбления прямого и сознательного не прощал.
– Там была компра, – негромко и внятно произнес Голдобов.
– На кого? – задал Заварзин вопрос и сразу понял – ответа не будет.
– Там были документы, которые позволяли мне, а значит и тебе, чувствовать себя спокойно. Что бы ни случилось. Теперь понял, что мы потеряли?
– Как не понять, Илья Матвеевич, – вздохнул Заварзин. – Как не понять.
– Кто мог забраться к тебе в квартиру?
– Официальное правосудие так не действует. Ночью, тайком… Им нужны протоколы, свидетели, понятые, акты изъятия, постановление на обыск. И так далее. Здесь все было иначе.
– Это был обыск или ограбление?
– Кое-что, конечно, похищено. Но так, по мелочам. Однако же, есть и признаки обыска. Что-то искали. Причем, явно нервничали, взламывать было не обязательно, поскольку рядом, в соседнем гнезде торчали ключи от этих ящиков. Такое впечатление, что они нарочно хотели оставить следы, нашкодить… Или же действовали в панике, в спешке, не зная, куда ткнуться.
– Откуда у них твои ключи? – Голодобов изменил направление разговора, изменил и тон. Заварзин понял, что его подозревают. – Скажи мне, дорогой Саша, откуда у шелупони подзаборной оказались ключи от твоих финских, шведских и прочих замков? Ведь не было взлома, не было отмычки, у таких замков не может быть отмычки. Не было отжатия, потому что твоя дверь, изготовленная в моих мастерских, не поддается отжатию. Там были использованы ключи от этих замков. Именно от этих, Саша! – прокричал Голдобов прямо в лицо Заварзину. – Как ты это объясняешь?
– Вы так спрашиваете, Илья Матвеевич, что мне даже показалось…
– Плевать я хотел на то, что тебе показалось!
Заварзин помолчал, наливаясь обидой и гневом, потом полез в карман и с силой припечатал к столу связку ключей.
– Вот! Они всегда при мне. К ним пристегнут автомобильный ключ, поэтому я шагу не могу ступить без этой связки. Кольцо спаяно, ни один ключ отстегнуть невозможно. Вы сами на этом настояли, Илья Матвеевич! Это ваш совет – спаять кольцо.
– Да, был такой разговор, – неохотно согласился Голдобов.
– Должен вам напомнить, дорогой Илья Матвеевич, что такие же ключи есть и у вас.
Голдобов молча поднялся, пошарил в карманах и положил перед Заварзиным ключи на тонком блестящем колечке. Потом, ни говоря ни слова, снова сунул их в карман.
– Понял? – спросил он. – И никто, ни одна живая душа не знает, откуда эти ключи, куда можно проникнуть с их помощью, где замки, которые можно отпереть этими ключами. Я пользовался ими только два или три раза.
– Знаю, – кивнул Заварзин. – Когда одна красотка никак не могла найти место для ночевки.
– Чем они плеснули мне в глаза? – спросил Голдобов, немного успокоенный тем, что у Заварзина ключи оказались в порядке.
– В туалете стоял небольшой баллончик дихлофоса… Жара, в комнате комары летают… Иногда перед сном я выпускаю в воздух немного этой отравы. Скорее всего они приняли вас за очень большого комара.
– Да так удачно, что я всю ночь глаза держал под проточной водой.
– Значит, пригодилась моя отрава. Вам еще повезло. Не окажись дихлофоса, неизвестно до чего бы дело дошло… Так что вы хорошо отделались.
– Никто еще не отделался, Саша, – тихо проговорил Голдобов, снимая остроту разговора и как бы извиняясь за обиду. – Никто. Говоришь, звонил следователь, который занимается Пахомовым? Вызывает на допрос?
– Похоже на то, Илья Матвеевич.
– А! – Голдобов досадливо махнул рукой. – Он, видишь ли, был моим водителем… Мы, видишь ли, давно знакомы… Его жена, видишь ли… Анцышка заверял меня, что поручил дело последнему дураку. Если этот Пафнутьев у них последний дурак, то могу себе представить, как работает первый дурак. Уж больно цепким оказался. Слышишь? Я говорю, что Пафнутьев оказался слишком цепким.
– Отстранить от дела! Пусть Анцышка и займется.
– Нельзя. Пока нельзя. Но вот если с ним что-то случится… Тогда другое дело, – Голдобов бросил быстрый взгляд на Заварзина, и тот опустил голову, чуть заметно кивнул. – Жехова он расколол так быстро, что… Пришлось принимать срочные меры. Колов в штаны наделал, а это с ним бывает нечасто.
– Еще повезло, что успели.
– Да, вроде, сошло. Дело не возбудили, уже хорошо. И Колову легче – отчетность будет лучше, все-таки несчастный случай. Но Пафнутьев… Он и на тебя вышел. Ты это должен знать – на тебя он вышел. Мне доложили ребята из автоинспекции. С этим зеленым лимузином мы погорячились. Жди вызова.
– Пока не вызывал.
– Теперь этот ночной визит… Не нравится мне это, ох, не нравится. Полная неизвестность – вот что плохо.
– Выясним, – заверил Заварзин.
– Чувствую свежий ветерок за спиной, – вздохнул Голдобов, – чувствую холодный сквознячок последнее время. Это нехорошо.
– Может, написать заявление в милицию? Пусть поработают, пусть поищут моих ночных гостей, а?
– Не надо, – Голдобов нервно постучал короткими толстыми пальцами по подоконнику, – не надо. Все-таки не надо… Чемоданчик больно… Чреватый. Ах, как жаль чемоданчик, как жаль! Опять же Пафнутьев…
– Утрясем, – сказал Заварзин.
Голдобов промолчал и этим как бы дал согласие. Более того, молчание прозвучало почти требованием. Заварзин лишь усмехнулся про себя, он понял хитрость Голдобова – тот вроде ни о чем не просил, ни на чем не настаивал, но приказ отдал.
– Ты все понял?
– О чем вы?
– Ночные гости висят на тебе. Мы не сможем работать дальше, если не будем знать все. Сейчас даже не знаем, как понимать, как к этому относиться. И меня беспокоит этот придурочный следователь.
– Может быть, поговорить с Анцышкой?
– Пока говорю с тобой. И больше ни с кем. Ты понял? Никто, кроме нас с тобой, об этом разговоре не знает. Никакой Колов, никакая Анцышка. И шантрапу свою приструни. Ложимся на дно. Никаких пьянок, сделок, разборок. Честно зарабатывайте свой хлеб ремонтом машин. И старайтесь ремонтировать качественно. Заведите книгу благодарностей. Просмотрите свои карманы, ящики столов, склады, номера телефонов. Ложимся на дно, Саша.
– Я понял, Илья Матвеевич. Думаете, есть опасность?
– Опасность всегда есть.
– Но если ложимся на дно… Как быть с Пафнутьевым? – спросил Заварзин, зная заранее, что не произнесет Голдобов ничего внятного.
– Думай, Саша. Решай. Как сказал классик – твори, выдумывай, пробуй, – он с силой хлопнул Заварзина по плечу.
* * *
