– Илья Матвеевич, если позволите, один вопрос… Есть такой человек… Женщина. Назвала себя Дашей… Именно она сообщила о происшествии. Она тоже здесь. Ей немножко плохо… Вы ее знаете?
– Красивая, крупная, светлая, загорелая? – спросил Голдобов.
– Да, именно такая.
– Последнее время Заварзин часто виделся с ней. Можно сказать, что он виделся только с ней.
– Ее стоит подозревать?
– Послушайте, вы же сами сказали, что она вас вызвала!
– И все-таки! – настаивал Пафнутьев.
– Я бы не стал ее подозревать… У них слишком далеко все зашло и… И все, как бы это сказать… Простите, я сбиваюсь… У них все было безоблачно. Нет, оставьте ее в покое. А что, разве больше некого подозревать?
– Найдем, Илья Матвеевич, – сказал Пафнутьев. – Всего доброго. Утром буду у вас.
Пафнутьев озадаченно крутнул головой и, поставив телефон на диван, прошел на кухню. Светловолосая девушка сидела на слишком маленькой для нее кухонной табуретке и неотрывно смотрела в стенку прямо перед собой.
– Опять я, – сказал Пафнутьев, присаживаясь рядом. – Даша, не думайте, что я вас не понимаю. Но я обязан что-то делать, вы уж простите. Просто я обязан куда-то мчаться, ловить, хватать… Поднатужьтесь, пожалуйста, ответьте на два-три вопроса, и я уйду. Идет время, Даша, и злодей уходит все дальше. И поймать его все труднее… Задам вопрос, ладно?
Девушка кивнула и только по этому ее жесту он убедился, что она его слышит.
– Сколько вас было в квартире?
– Двое.
– И никого больше, ни единой души?
– Только двое.
– Кто-то входил, уходил, посещал вас… Почтальон, слесарь, милиционер… Обычно эти люди не вспоминаются…
– Никого не было.
– Вы что-то затевали на этот вечер?
– Ужин… – она беспомощно махнула рукой. – Ужин… – Даша обвела глазами кухню, где все стояло в неприкосновенности – тушка кролика и две бутылки сухого вина.
– Заварзин никуда не торопился?
– Нет… У нас долго не получалось встретиться, он все время был занят, а сегодня сам позвонил… Давай, говорит, повидаемся… Давай, говорю… Он сказал, что у него все есть, брать ничего не надо… И действительно – вино, мясо, сыр, рыба…
– А почему вино не в холодильнике? – спросил Пафнутьев. – Белому вину положено быть в холодильнике. Тем более в такую жару…
– Оно и было в холодильнике… Я его вынула, уже на стол собиралась поставить… И слышу – в комнате грохот…
– Грохот?
– Ну, да… Такой, когда, знаете, падает человек… Я бросилась в комнату, а он катается… И это… умирает, – она обхватила лицо руками.
– А выстрел? Выстрел не слышали?
– Не было выстрела.
– Да, – Пафнутьев был явно озадачен. – Может быть, тихий… Вроде щелчка… А?
– Не слышала… А вот грохот был… Я бросилась к нему, думала, что он упал и ударился, но когда перевернулся лицом вниз, я увидела затылок… Там сплошная дыра…
Пафнутьев помолчал, давая возможность Даше справиться с рыданиями, прошел в комнату, еще раз все осмотрел, и взгляд его упал на опрокинутую табуретку. Он только сейчас увидел ее. Табуретка была явно лишней в этой ухоженной дорогой квартире. Мягкая мебель, полированные поверхности, золотистые шторы, видеотехника… И табуретка. Он подошел к ней, присел на корточки и, не прикасаясь, начал рассматривать. Нет, ничего особенного он на ней не увидел.
– Грохот, – проворчал он вслух, – надо же, она услышала грохот… Если я сейчас упаду, никакого грохота не будет… Упадет мешок с травой и только… Грохот может произвести табуретка, если ее хорошо грохнуть об пол… Или человек. Если, опять же, грохнется с высоты… Виталий, – обратился он к Худолею, – сделай, будь добр, снимочек от двери к окну, только, понимаешь, чтобы захватить всю комнату, я знаю, есть у тебя такой широкозахватный объектив.
– Будет чуть искривлено… Не страшно?
– Ничего… Главное, чтоб все на одном снимке. Усек?
Пафнутьев снова прошел на кухню. Дашу он застал в той же позе – она сидела, закрыв лицо ладонями.
– Опять я, – сказал он, присаживаясь, – Даша, милая… Простите за настырность… Вот вы мне сказали, что, дескать, первая ваша мысль была, что он упал и ударился…
– Мне так показалось.
– А откуда он мог упасть?
– Не знаю… – она первый раз посмотрела на Пафнутьева заплаканными глазами. – Почему-то подумалось.
– И вы не поссорились?
– Нет, – она покачала головой. – Когда долго не видишься, какие ссоры…
– Долго – это сколько?
– Наверно, больше недели не виделись.
– Давно знакомы?
– Около года… Мы на корте познакомились… Но… Как вам сказать… Это было мимолетное знакомство. И только месяц назад мы стали…
– Понимаю. А замуж он вам не предлагал?
– Нет, но… Разговоры о будущем были. Хорошо бы туда поехать, хорошо бы вдвоем по Средиземному морю…
– Это было всерьез?
– Думаю, да.
– А как вы думаете, Даша, что произошло? Как это могло случиться? Ведь ни в какие же ворота!
– Понятия не имею! Ничего не могу понять!
– Вы уверены, что ни к чему в комнате не прикасались до нашего приезда?
– Что вы имеете в виду? – она повернулась к нему.
– Ну… Например, окно было распахнуто, но когда все это случилось, вы закрыли окно, задернули штору…
– Нет-нет! Чтобы пройти к окну, чтобы пройти в комнату, мне пришлось бы переступить через него… А я как увидела, так сразу сюда…
– А как же позвонили? Ведь телефон в глубине комнаты?
Даша молча показала на неприметный телефончик в виде подвесной трубки с кнопками.
– Понятно, – несколько смущенно кивнул Пафнутьев. А про себя опять подумал: «Третий труп. Неужели не последний?»
В кабинете Первого находился журналист, их разговор затягивался и Голдобов нутром чувствовал, что это плохо. Уж коли он шастает не по правовым коридорам, не в прокуратуре и в милиции, а сидит здесь, то хорошего здесь мало. Значит замах не на плохое ведение следствия, значит, замах покрупнее…
В приемную входили люди, о чем-то договаривались с секретаршей, но Голдобов их не слышал. Барабаня пальцами по чемоданчику, он еще и еще раз просчитывал задуманное. Не все казалось ему надежным, но отказаться тоже было нельзя. Уже нельзя. И потом, в атаке ему всегда везло.
Открылась дверь и из кабинета вышел Фырнин. Голдобов остро глянул на него и успокоился. Существует такое испытание для шахматистов – им дают взглянуть на шахматную доску в течение одной секунды и после этого предлагают оценить позицию. Так вот, этой секунды бывает вполне достаточно, чтобы уверенно сказать о преимуществе черных или белых фигур. Потом, при изучении позиции игроки найдут и скрытые возможности, и тайные замыслы, и коварные ходы, но первое впечатление, секундное, всегда оказывается верным. Голдобов смотрел на Фырнина не более секунды и вывод сделал – безопасный, управляемый или уж, во всяком случае, покупаемый человек. Простодушная улыбка, румянец от волнения – как же, пообщался с первым человеком края. Голдобов с улыбкой наблюдал, как Фырнин подошел к столу секретаря, суматошно шарил по карманам в поисках командировочного удостоверения, которое надо отметить, иначе ему в редакции не выдадут суточных, как заискивал, прося отметить не сегодняшним днем, а завтрашним…
