Овсов вошел в палату, приблизился к окну, И увидел отъезжавшую машину с гостями. Обернулся — Зомби сидел на кровати, растерянно улыбаясь, рядом безудержно рыдала Валя.
— Отъехали, — сказал Овсов, положив Вале руку на плечо. — Как вы тут заперлись?
— Валя успела швабру вставить в дверную ручку, — Зомби показал на переломанную палку.
— Ясно, — Овсов взял руку Зомби, нащупал пульс, удивленно посмотрел на больного.
— Что? — спросил тот. — Что-то не так?
— У тебя все не так, как у людей... Пульс, как у спящего ребенка. Ты что, совсем не испугался?
— Я бы рад, — улыбнулся Зомби. — Но не могу.
— Надо же, — Овсов присел на стоявшую рядом табуретку. — Ты успел заметить, кто это был?
— Такое ощущение, что раньше я их видел... Но кто это... Не знаю, не могу вспомнить.
— Ну и приятели у тебя...
— Думаете, приятели? Судя по тому, как они ломились, пришли эти приятели вовсе не для того, чтобы спросить о здоровье.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Овсов. — Валя, перестань! Умойся, причешись и станешь краше прежнего. Мы уж тут пока сами будем отбиваться.
Не поднимая головы, девушка поднялась и быстро вышла из палаты. Зомби и Овсов молча проводили ее взглядами, потом одновременно посмотрели друг на друга.
— Видишь, как получается, — проговорил Овсов. — Ты еще не знаешь, кто есть на самом деле, а они знают. Они называли тебя Званцевым. Сергеем Дмитриевичем.
— Неплохо звучит, — проговорил Зомби.
— Как они могли узнать о тебе? — спросил Овсов.
— Пафнутьев, — ответил Зомби.
— Не может быть...
— Других вариантов нет. Где-то он вел себя не слишком аккуратно. Это называется утечка информации.
— Ну, что ж... Пошли звонить Пафнутьеву, — и, подхватив странный свой костыль. Овсов первым вышел из палаты. Следом за ним, откинув назад голову, так что приобрел даже какую-то горделивость, вышел Зомби. По коридору он шел, не глядя на больных, провожавших его взглядами, полными какого-то испуганного сочувствия.
Овсов начал набирать номер, не успел даже присесть, и лишь когда пошли длинные настойчивые гудки, нащупал сзади рукой стул и опустился на него.
— Паша? — спросил Овсов, едва Пафнутьев подал голос.
— Да, это я... Как поживаешь, Овес? — Плохо. У нас чрезвычайное происшествие. Бандитский налет. Искали моего любимого клиента. Совместными усилиями удалось отбиться.
— Он жив?
— Стоит передо мной. Если он и уцелел, то только благодаря мужеству и самоотверженности твоего лучшего друга.
— Это ты о себе?
— Да, такие слова я могу говорить только о себе. Искали Званцева. Мы с Зомби еще не знаем, что он Званцев, еще не успели в этом убедиться. А они знают. Как это понимать, Паша?
— Дай сообразить.
— Соображай, Паша. А я пока могу сообщить тебе несколько подробностей сегодняшнего утра... Дверь в палату выломана, в коридоре пахнет порохом, у меня срывается голос, а моя любимая женщина зализывает раны. А ты соображай, Паша...
— Так... Была стрельба? Кто стрелял?
— Я стрелял.
— В кого?
— В пол.
— Это хорошо... Откуда же потянуло порохом, а Овес?
— Я слышал, что ты был в редакции, потом собирался навестить какую-то женщину, которая может оказаться...
— Постой-постой! Я ее навестил. Так... Сиди на телефоне и никуда не отлучайся. Позвоню через десять минут. Или подъеду. Пет, я все-таки подъеду. Буду У тебя через пятнадцать — двадцать минут.
Пафнутьев нашел в блокноте телефон Званцевой и тут же набрал номер.
— Женя? Здравствуйте. Пафнутьев. Из прокуратуры. Помните?
— Ой, здравствуйте... Знаете, у меня так редко звонит телефон, что каждый звонок заставляет вздрагивать.
— У меня один вопрос, — Суховато сказал Пафнутьев. — С кем вы поделились своей радостью?
— Ни с кем, как мы и договаривались, Павел Николаевич... Неужели вы думаете, что я могу...
— Я ничего не думаю. Ни о чем. Никогда. Думать, вредно. Все, что мне требуется для работы, я уже передумал. И надобности думать вообще не испытываю. Поэтому, не задумываясь, повторяю свой вопрос: с кем вы говорили о наших с вами маленьких тайнах? Вспомните, Женя... Это очень важно. Снова повторяю — это чрезвычайно важно.
Женя некоторое время молчала и Пафнутьев ее не торопил. Он умел понимать и молчание. Женя молчала не из упрямства, не из какой-то зловредности или преступной наклонности. Она молчала в растерянности и он это чувствовал.
— Видите ли, Павел Николаевич... Эти полгода дались мне очень нелегко... И был только один человек, который меня не забывал... И если мне удавалось изредка переброситься словечком по телефону, то только с этим человеком. И когда пришли вы, когда сообщили о Сергее... Я не могла, понимаете, просто не могла не поделиться радостью...
— И поделились, — мрачно сказал Пафнутьев.
— Да, — простодушно подтвердила Женя.
— С кем?
— Видите ли, Павел Николаевич...
— С кем? — повторил Пафнутьев как можно мягче, чтобы не вспугнуть издерганную женщину слишком уж настойчивыми вопросами.
— Когда Сережа купил или получил машину. — Естественно, возник вопрос о страховке...
В этом месте сердце бедного Пафнутьева вздрогнуло и несколько раз с силой ткнулось в грудную клетку, как может ткнуться теленок своей мордой в чью-то ладонь.
— Говорите, Женя... Я внимательно вас слушаю.
— Короче, мы застраховали машину. И эта женщина мне очень помогла, когда пришлось получать страховку. Собственно, только благодаря этой страховке мы с малышами и выжили...
— Вы позвонили страховому агенту? — не выдержав, спросил Пафнутьев.
— Да.
— Как ее зовут?
— Изольда Цыбизова.
— Ясно, — тяжело перевел дух Пафнутьев. — Суду все ясно.
— Скажите... Это очень плохо? — спросила Женя, озадаченная его словами.
— Да.
— Очень? — повторила она почти в ужасе.
— Да, — безжалостно подтвердил Пафнутьев.
— И ничего нельзя исправить? — по ее голосу Пафнутьев понял, что Женя может попросту бухнуться в обморок.
— Да нет... Сказали и сказали... Подумаешь... Почему не поделиться радостью с близким человеком, — сжалился Пафнутьев.
— Я тоже так подумала, — улыбнулась Женя с облегчением.
Пафнутьев прекрасно понимал ее — все эти несколько месяцев она постоянно боялась сказать что-то не то, не так поступить, везде ей чудилась опасность, подстерегали невидимые враги. Женя наверняка сделалась суеверной, отмечала счастливые номера машин, домов, мелькнувшая случайная мысль обрастала страхами и опасениями, которые преследовали ее весь день. И сейчас, стоило Пафнутьеву спросить, не сообщила ли кому-нибудь о его визите, как ей уже начали чудиться всевозможные беды, свалившиеся на Сергея. А когда он сказал, что ничего страшного не произошло, она с таким облегчением перевела дух, что он, кажется, увидел, как Женя, смахнув испарину со лба, обессиленно опустилась на стул.
