— Цепким? — подсказал Пафнутьев.
— Не добивай, Паша. Не надо. Были странности, но я объяснял их себе тем, что баба у него на стороне завелась, может быть, даже дите где-то родилось... Такие вот пустяки в голову приходили, но оборотень... Нет, об этом я не думал... У меня к тебе, Паша, одна просьба...
— Считай, что я ее выполнил, — быстро проговорил Пафнутьев, освобождая Шаланду от неловких, тяжелых слов.
Но тот отказался от подарка.
— Нет, Паша, я скажу... Вдруг ты имеешь в виду одно, а я, оказывается, думал совсем о другом... Я не больно шустер в словах, но все необходимые стараюсь произнести.
— Тогда давай.
— Мы с тобой, Паша, давно работаем... И еще, если повезет, поработаем... Куда нам деваться... Так вот я хочу тебя по... — слово «попросить» Шаланда забраковал и произнес другое: — Хочу тебя предупредить... Это я его разоблачил, ладно?
— Заметано! — весело сказал Пафнутьев, которому тоже было тягостно слушать неловкие слова Шаланды.
— Видишь ли, в чем дело... Иначе мне не усидеть... Город гудит, Москва звонит, министр матом кроет... А у меня оборотень в следственной группе.
— Сказал же — заметано! — уже с раздражением воскликнул Пафнутьев. — Но бутылка для Худолея... тебя, Жора.
— Да я ему ящик поставлю! «Смирновской»!
— А вот этого уже не надо! — Пафнутьев поднял вверх указательный палец. — Он мне еще для работы нужен.
— Разберемся, Паша... — Шаланда хотел что-то добавить, но не успел — зазвонил телефон.
Это был Андрей.
— Да! — крикнул Пафнутьев нетерпеливо и включил динамик, чтобы Шаланда тоже слышал голос Андрея.
— Какой-то хмырь, малый, кудлатый, в темном, прыгнул в желтые «жигули» и понесся к трассе.
— Хочешь за ним?
— Хочу в дом... Ведь оборотень остался там.
— Сможешь перехватить вобликовскую машину? — спросил Пафнутьев у Шаланды, прикрыв трубку рукой.
— Да я... — Шаланда поднялся, и глаза его сверкнули сумасшедшим огнем. — Да он у меня... Да мои ребята...
— Андрей! — Пафнутьев убрал руку с трубки, — отработай дом. Что там, кто там, как все понимать. На всякий случай Шаланда пришлет подмогу. Сможешь выслать группу захвата? — спросил Пафнутьев у Шаланды.
— Да я...
— Высылает. Если что неладно, дождись ребят. Они будут через пятнадцать минут.
— Через пять! — заорал Шаланда.
— Понял, — сказал Андрей.
— Пока. — Пафнутьев положил трубку, вышел из-за стола и указал Шаланде на свое кресло. — Садись на телефон и включай операцию «Захват», операцию «Обхват», операцию «Ухват» или как там называется ваша блокирующая система. Перекрой весь город, все дороги области. Обрати внимание на ту трассу, которая идет от тупика девятки. Вряд ли он рванет в город, его здесь знает уже каждая собака. А трасса ведет...
— Не учи ученого! — Шаланда решительно сел в жестковатое пафнутьевское кресло и поднял трубку. — Алло! Шаланда говорит!
* * *
Погода стояла солнечная, дорога оказалась почти свободной, машин на трассе было очень мало, вообще на трассах стало мало машин. Все они сгрудились в городах у банков, контор, базаров. Афганец постепенно приходил в себя после короткой, но кровавой схватки с Воблой. А километровые столбы, которые проскакивали мимо, убеждали, что все у него получится, более того, все уже получилось и город со всей его грязью, кровью, трупами, телевизионными передачами, в которых он, Афганец, выглядел таким безжалостным маньяком, все это отдалялось, уходило в прошлое, может быть, навсегда.
Единственное, чего он опасался, — гаишники.
У Афганца не было документов на эту машину, вернее, документы лежали в кармане, но все они были выписаны на некоего Вобликова, на это дерьмо собачье, на эту гниду вонючую, которая ворочается где-то сейчас в луже собственной крови и подыхает, подыхает и никак не подохнет. Поэтому Афганец внимательно смотрел на фары встречных машин — не мигнет ли какая, не предупредит ли о засевших в кустах гаишниках, радарами засекающих лихачей за превышение скорости. Скорость Афганец не превышал, прекрасно зная, что самая запредельная гонка даст ему всего-навсего десять — пятнадцать минут на ста километрах дороги. Куда важнее проехать спокойно, выжимать не более восьмидесяти километров в час, а у гаишных постов снижать до шестидесяти, а то и до сорока. Как бы при этом ни хотелось пронестись мимо так быстро, чтобы и не видеть этого поста, этих гаишников с полосатыми палками и подозрительными мордами.
И гаишники его не трогали.
Молча провожали взглядами невзрачный «жигуленок», все свое внимание уделяя «мерседесам» и «вольвам», «джипам» и «опелям», с которых всегда можно содрать полсотни долларов. Гаишники понимали, что для владельцев этих машин потеря даже сотни долларов куда менее болезненная, нежели задержка на десять минут.
Афганец успел отъехать от города не менее пятидесяти километров, как вдруг почувствовал беспокойство. Что-то изменилось в воздухе, на дороге, в его жизни. И бензина было достаточно, и мотор работал почти бесшумно, и встречные машины великодушно предупреждали о затаившихся гаишниках, но что-то изменилось, и явно в худшую сторону. Уже не было уверенного спокойствия, безоглядной надежды, что все обойдется и он выберется из этой гнилой ямы, в которую попал нежданно-негаданно.
Появилось беспокойство, и самое неприятное было в том, что он не мог понять — откуда оно. Может быть, гаишник, еле видимый в зеркале заднего обзора, как-то нервно метнулся в свою будку после того, как он уже проехал мимо. Или что-то настораживающее было в машине, которая обогнала его, — Афганец ее и не запомнил, не обратил на нее ровно никакого внимания, но что-то откликнулось в нем на эту машину, и заныло, заныло в душе. Или вертолет...
Да, в стороне над дальним полем уже несколько минут параллельным курсом шел вертолет. Он не уходил в лес, не приближался к дороге, но его появление не предвещало ничего хорошего. Возможно, там шли какие-то учения, а может, сельхозники подсчитывали будущие свои урожаи. Но не исключено, не исключено, что из этого вертолета внимательно рассматривали его «жигуленок» в мощные бинокли, передергивали затворы, ловили машину в перекрытие оптических прицелов...
Чтобы проверить свои подозрения, Афганец неожиданно свернул на узкую тропинку в лес и скрылся под высокими деревьями. Он выключил мотор, вышел из машины и прислушался. Но нет, ничего, кроме невнятного гула проносящихся по дороге машин, не услышал. Не зарокотал над головой вертолет, не загрохотали выстрелы, не залаяли натасканные собаки. Чуть слышно шелестели деревья, потрескивали под ногами сухие веточки.
— Ну и ладно, ну и пусть, — пробормотал Афганец, почувствовав, что стало легче, напряжение отпустило его, и он почти успокоился. Но терять время было нельзя, до границы области оставалось километров тридцать, и ему во что бы то ни стало нужно побыстрее преодолеть это расстояние. Там другая власть, другие проблемы, там ловят не его, других ловят. А пока менты договорятся, согласуют и утрясут, он проскочит и ту область. Деньги есть, машина хорошая, сил хватит. В крайнем случае выручит пистолет, который он прихватил с собой. И пусть тогда по этому пистолету, по нарезке на пулях вычисляют Воблу, пусть ищут его и пусть находят то, что от него осталось...
