* * *
В эту ночь Шаланда спал плохо. Его тяжелое неповоротливое тело маялось и страдало. Кровать под ним не просто поскрипывала и постанывала, нет, казалось, что с каждым его движением в ней, в кровати, что-то обрывалось, надламывалось, выходило из гнезд и это зыбкое сооружение каждую секунду могло рухнуть и рассыпаться. Хотя жена спала сладко, тихонько посапывала, и по всему было видно, что красное вино кьянти ей на пользу. Организм жены впитал кьянти охотно и быстро, будто истосковался по вину, заждался и вот наконец набросился, утолил жажду и уснул сном глубоким и даже целебным.
Шаланда осторожно поднялся, ступая по полу большими своими горячими ступнями, прошел к окну и долго всматривался в темноту. Окно выходило в темный двор, но и сюда доносились голоса, гудки машин, музыка — на набережной продолжалась жизнь. Звуки были слабые, чуть слышные, но они пробивали темноту и будоражили сердце Шаланды. Иногда по темным стенам домов, окружающих гостиницу, проносились сполохи не то прожекторов, не то фейерверка. Жизнь чужая, но привлекательная позвала Шаланду, и он откликнулся. Одевшись, он постоял в темноте номера, прикидывая, правильно ли поступает, но, увидев в окно, как по темным стенам соседних домов опять скользнули радужные блики, решился.
Сумрачный коридор был пуст. Когда Шаланда проходил к лестнице, он слышал женский хохот, сдержанный мужской говор. По каким-то неуловимым признакам понял, что женщины смеялись по-русски, мужчины бормотали срамные свои слова и неприличные предложения на чужом языке. Дух блуда незримо витал в полумраке этой затемненной, как перед бомбежкой, гостиницы.
На набережной было не так шумно, как час назад, но так же светло и празднично. Некоторые забегаловки закрылись, но были и действующие, официанты исправно стояли у барных стоек в ожидании поздних посетителей. Шаланда, не торопясь, прошел до конца набережной, до того места, где еще час назад работал маленький, почти игрушечный бульдозер, выравнивая после строителей пляжный песок, теперь здесь была тишина, хотя фонари горели, и в их свете хорошо были видны набегающие волны.
Шаланда полюбовался вспыхивающим где-то на невидимой скале маяком и медленно двинулся обратно. Возле забегаловки, которая понравилась ему цветом столиков — они были красные, он присел, а когда подошел официант, сделал заказ на итальянском языке, который он освоил уже вполне достаточно, чтобы здесь жить долго и счастливо.
— Кьянти, — сказал он.
Когда перед ним в прозрачном бокале вспыхнуло вино насыщенного красного цвета и в нем заиграли огни набережной, он почувствовал, что жизнь продолжается. Поднял бокал, полюбовался им в свете ночных фонарей и, прикрыв глаза, выпил залпом три больших свободных глотка, а последний четвертый попридержал во рту, предоставив ему, глотку, вести себя как заблагорассудится, самому решать, когда и как просочиться внутрь организма.
Когда Шаланда открыл глаза, то увидел, что за столиком перед ним сидит девушка в красной накидке и темных очках. Девушка была совершенно ему незнакома. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего, может быть, потому, что очки скрывали выражение глаз, а фонарь освещал ее сзади, лицо оставалось в тени.
— Может быть, вина? Неплохое вино, между прочим, — произнес Шаланда, как ему показалось, на итальянском языке, который нравился ему все больше.
— Спасибо, воздержусь. Чуть попозже.
— Чуть попозже? — удивился Шаланда. — Где-то я слышал это выражение. А вот где...
— От Пафнутьева, — сказала девушка.
— Вы знаете Пафнутьева? — отшатнулся на спинку стула Шаланда и внимательнее всмотрелся в незнакомку. Нет, она не из группы, не видел он ее ни в гостинице «Верона», ни в автобусе, ни в городе Аласио, ни в аэропорту Римини, ни на озере Лаго Маджоре.
— Я и вас знаю, — сказала девушка.
— Кто же я?
— Не помню имени... Вы из милиции.
— Та-а-ак, — протянул Шаланда обескураженно и не нашел ничего лучшего, как снова наполнить свой бокал.
— Вы давно здесь? — спросила девушка.
— Дня два, может быть, три...
— Ездили на Лаго Маджоре?
— Было дело, — кивнул Шаланда. — Сегодня.
— Вы должны знать Худолея, — сказала девушка без выражения.
— Знаю.
— Ведь вы его скоро увидите?
— Наверняка, — Шаланда пытался понять, что происходит, чего хочет от него эта красавица, как вести себя дальше.
— Передайте ему, что видели Светлану Юшкову.
— Вы — Светлана Юшкова? — опять отшатнулся Шаланда на спинку стула, причем так резко, что пластмассовое жидковатое изделие чуть было не расползлось под ним.
— Вроде того.
— Почему вроде?
— Потому что во мне мало осталось от Светланы Юшковой. — Она сняла очки, и Шаланда с ужасом понял, что узнает ее, узнает женщину, с которой встречался и которую безуспешно пытался найти, чтобы арестовать как убийцу. — У меня мало времени. Через несколько минут я должна быть вон в той машине, — Юшкова кивнула в сторону красной приземистой легковушки.
— Но Худолей здесь! — воскликнул Шаланда, так и не разобравшись в своих чувствах — то ли он пытался задержать Юшкову, то ли сделать доброе дело Худолею.
— Я знаю, мне девочки сказали. Я должна идти. Передайте ему вот это, — она незаметно, словно была уверена, что за ней следят, положила на стол клочок бумажки. — Это номер моего мобильника. Пусть позвонит. С двенадцати до половины первого дня. Запомнили? С двенадцати до половины первого. Дня, — с нажимом повторила она.
— Но, может быть, мы заглянем к нему на минутку?
— Я не могу, — произнесла Юшкова грустно и в то же время как-то жалобно. Она выдернула из стакана салфетку, вытерла рот и, скомкав ее вместе с клочком бумажки, бросила в пепельницу. — Это номер моего мобильника, — повторила она. И тут же, преобразившись, легко и небрежно махнула Шаланде рукой. — Чао, бамбино! — И снова надела очки.
Шаланда видел, как она прошла по набережной, пересекла дорогу, нырнула в красную приземистую машину. Машина отъехала не сразу, видимо, в салоне еще шел разговор, и у Шаланды была почти минута до того, как машина рванулась с места и исчезла на поворотом, у него была почти полная минута, чтобы вынуть ручку и записать на салфетке ее номер. После этого он, почему-то обернувшись с опаской, вынул из пепельницы комок бумаги и, не разворачивая, сунул его в карман. Туда же он сунул и салфетку с номером машины.
— "Мерседес"? — спросил Шаланда у подошедшего официанта, который все это время с неподдельным интересом наблюдал за странной парой. Для полной ясности Шаланда ткнул пальцем в то место, где совсем недавно стояла красная машина.
— "Феррари"! — сказал официант, подняв руки и воздев глаза к звездному небу, показывая, что эта машина — нечто совершенно фантастическое.
— О! — уважительно произнес Шаланда, давая понять, что и он разбирается в подобной роскоши, хотя официанту было ясно, что эту машину его посетитель видит впервые. В самом деле назвать «Феррари» «Мерседесом»... Это все равно что назвать мужчину женщиной. Но официант был великодушен и, взяв пустую бутылку со стола, вопросительно посмотрел на Шаланду.
