Рю де Баланс, 9а или 11? 11 или 9а?.. Дома в Париже обычно
стоят сплошняком, занимают целый квартал, и на наш нормальный, человеческий,
русский взгляд это вообще один дом. Этакая великая стена. Однако французы
присваивают номер каждому подъезду, каждой двери! Так вот, обе двери — 9а и 11
— были похожи до одурения. Особенно тем, что обе были закрыты. Цифры кодовых
замков являли собой некую неразгадываемую каббалу, и даже наивернейшая
российская примета: нажимай на самые стертые цифры — и откроешь любой замок,
тут не срабатывала, потому что все имели девственно-новехонький вид.
Алена пометалась между дверьми, пометалась, ну а потом, как
у нас, у русских людей, водится, призвала на помощь вышние силы.
— Черт! — сказала она вполголоса, но от всей души. — Черт,
да где же эта несчастная библиотека?
В то же самое мгновение («вдруг» — как обожают писать
дамы-детективщицы, к числу которых, заметим в скобках, принадлежала и наша
героиня) дверь с номером 11 открылась и оттуда показалась дама — особа
преклонных, даже очень преклонных лет. Но если возможно в восемьдесят (хотя ей
вполне могло оказаться и девяносто лет) выглядеть хорошо, то она выглядела
очень хорошо. Нет, пожалуй, просто классно!
Вообще-то, Алена любила смотреть на красивых немолодых дам.
Это внушало ей некоторое утешение: если они могут так выглядеть в запредельные
годы, может, удастся то же самое и ей? Если доживет, конечно. А то вдруг да
повезет умереть еще относительно молодой и более или менее красивой…
Короче, дама, вышедшая из заветной двери, была просто
загляденье. Изящная, стройная, миниатюрная, прямая, как тростиночка, плечи не
поникли, голова не трясется, ноги не дрожат, живот не висит, прическа состоит
из продуманно-беспорядочных синевато-седых, словно зимнее облако, прядей. Все
еще красивое ее фарфоровое лицо тронуто легким румянцем (но не румянами!),
подкрашено в самую меру, почти полное отсутствие мимических морщин говорило о
том, что перед Аленой предстала почитательница ботокса, рестилайна, подтяжек и
разных прочих современных косметических «примочек», которые поганой метлой
изгоняют прочь самомалейшие признаки старости. Одежда дамы выдавала истинную
француженку, на которой шедевром смотрелось бы даже платье какого-нибудь
Мосшвейпрома образца семидесятых годов минувшего столетия и обувь фабрики
«Красный треугольник». Впрочем, дама была одета в изделие парижских мастеров
prete-a-porte, a на обувь Алена посмотреть не успела.
— Bonjour, madame, excusezmoi, vous ne connaissez pas, ou
ifi il у a une bibliotheque russe?
[4] — старательно построила Алена
изысканно-вежливую фразу (французский язык у нее отнюдь не отскакивал от зубов
и был, мягко говоря, ученическим). Впрочем, ей удалось не только построить, но
даже выговорить эту фразу, ни разу не споткнувшись. И все же, судя по всему,
она допустила какие-то ошибки, потому что прекрасная старушенция посмотрела на
нее с нескрываемым отвращением и прошипела сквозь отличные белые зубы:
— Ждэш! Пэрвый етажь! Читат можэш?
Вообще-то, подразумевается, что человек, идущий в
библиотеку, как минимум обучен грамоте, поэтому вопрос дамы был неуместен.
Однако тотчас выяснилось, что это юмор у нее такой, типа, ирония: она ткнула
пальцем в небольшую аккуратную карточку, прикрепленную около кнопки,
автоматически открывающей дверь: «Bibliotheque russe Tourguenev», a вслед за
тем исчезла.
То есть она, очень возможно, ушла, как все люди ходят, а не
провалилась сквозь землю, не улетела на помеле и не проделала чего-нибудь столь
же экстраординарного («Extraordinaire!» — обожают восклицать французы то и
дело, по поводу и без повода). Однако Алена таких тонкостей не заметила, потому
что во все глаза смотрела на карточку, которой, она могла бы поклясться,
несколько мгновений назад здесь не было.
Впрочем, наша героиня и сама не слишком-то верила своим
собственным клятвам. К примеру, три месяца назад она готова была поклясться,
что некий молодой человек по имени Игорь, в которого она была без памяти и без
рассудка влюблена, тоже любит ее. Однако он оказался к ней клинически
равнодушен, и когда это открылось (самым пошлым, самым тривиальным образом!),
даже не попытался вернуть былое, а принял разрыв, глазом не моргнув и бровью не
поведя. А еще в ту минуту Алена готова была поклясться в том, что разрыв с
возлюбленным мальчишкой (Игорь был много младше ее) переживет если нелегко и
просто, то с достоинством, что обида закалит ее гордость, укрепит сердце и все
такое. Однако.., однако разрыва она все-таки не пережила, увы. Так что ныне по
городу Парижу ходила очень симпатичная, даже красивая, улыбчивая и приветливая
оболочка, а суть ее, суть прежней Алены Дмитриевой, которая некогда сияла и
сверкала счастьем и любовью, умерла. Да, умерла, но отнюдь не покоилась в мире,
а непрестанно мучилась в аду воспоминаний. И никакие «припарки» местного
значения, вроде неустанной и беспрестанной работы, писания новых и новых книг,
даже поездок в волшебный Париж, воскреснуть ей не помогали. Если мы скажем, что
существовала она отныне лишь для исполнения долга перед любимым издательством
«Глобус», это не будет слишком большим преувеличением.
Так вот о клятвах… Нет, с клятвами мы уже покончили. Так вот
о табличках! Табличка с надписью «Bibliotheque russe Tourguenev» была, конечно,
здесь и прежде, просто рассеянная писательница ее не заметила. Она вообще
ничего не видела дальше своего носа, ну а надпись находилась все-таки на некотором
расстоянии от него.
Налюбовавшись на оную и подивившись своей рассеянности,
Алена вспомнила еще кое-что удивительное: дама-то говорила как бы по-русски, но
с непонятным каким-то акцентом, твердым и шипящим. И загадочное «ждэш» означало
вовсе не то, что бестолковая Алена ждет неведомо кого или чего, а являлось
наречием «здесь». Здесь, мол, находится Тургеневская библиотека, здесь, поняла,
русская дура?
— Oui, — сказала вышеназванная уже неведомо кому, так как
стояла перед дверью одна-одинешенька, причем сказала почему-то по-французски.
Продолжая машинально бормотать:
— Да, спасибо, в смысле merci, я все поняла, — Алена нажала
на кнопку и вошла в открывшуюся дверь, недоумевая, как ей только могла взбрести
мысль о номере 9а. Не иначе, черт попутал, тот самый, которого она недавно
помянула.
