Алена зло бросила книгу в ящик, но высокая стопа под ее
тяжестью разъехалась, и несколько томиков свалились на пол. Само «Хождение…»
вообще скользнуло в щель между ящиком и стеной. Алена сунула туда руку и
нащупала еще одну завалившуюся книжку — маленькую, довольно тоненькую, в
плотном кожаном переплете.
Вытащила ее. Названия на обложке нет, титульного листа нет,
даже на семнадцатой странице не имеется штампа библиотеки, потому что таковая
страница вообще отсутствует, как и все — с начала и аж до двадцатой. Конца,
кстати, тоже нету, а значит, и выходных данных. Хотя в те времена выходные
данные, кажется, на последних страницах не печатали… А впрочем, сие не суть
важно. Листочки книги желтые-прежелтые, ломкие, источающие сухой, душный аромат
старой пыльной бумаги, схожий (это было подмечено задолго до Алены, и она,
страстная библиофилка, обожала то необычайно точное сравнение!) с ароматом
засушенного цветка. Аккуратненькая бледно-желтая, выцветшая ленточка подклеена
под переплет, и на ней держалась простенькая, картонная, цвета слоновой кости
закладка с трогательным, но не слишком-то аккуратно вырезанным посерединке сердечком.
А под ним нацарапан столбик цифр:
1 и 8
2-9
3-6
2-16
3-15
4-14
5-13
6-12
7-11
8-10
10-8
11-7
12-6
13-5
14-4
15-3
16-2
17-1
Цифры написаны лиловыми чернилами. То есть когда-то чернила
были фиолетовыми, да выцвели. Ну да, кто-то начертал те цифры давно! Судя по
шрифту, книга издана в двадцатых годах: именно тогда в эмигрантских изданиях
новое «советское правописание», исключившее буквы «ер» ("ъ") на
концах слов, «ятъ»("ъ") и «иже» ("и"), боролось с еще не
умершим и даже ностальгически культивируемым среди «бывших людей» правописанием
старым. Наметанный взгляд Алены сразу наткнулся на разницу в орфографии таких
слов, как «вознаграждеше» и «ощущения», «морфш» и «опий»… Одни слова были
написаны по старым правилам (перед гласной не "и", a "i"),
вторые уже по новым. Соседствовали здесь «разръшение» и «мнъ» с «застрелить» и
«в виде», хотя во всех этих словах следовало писать именно "ъ". А что
касается «еров», твердых знаков, в тексте вообще царила полная неразбериха,
как, впрочем, и в написании "о" и "е" после шипящих:
встречались варианты «багажом» и «багажем», «чорт» и «черт» — ну и все такое.
Сначала наша героиня, заслужившая в свое время ироническое и
даже где-то презрительное прозвище Пуристки, то есть слишком уж строгой
ревнительницы, именно за ее отношение к правилам правописания, обращала
внимание исключительно на орфографию, но вот глаза ее вникли в смысл читаемого,
и у Алены радостно встрепенулось сердце. Насколько можно было понять на беглый
взгляд, в ее руках находились записки бывшей сестры милосердия, пережившей
отступление Добровольческой армии Деникина из Ростова, попавшей в плен к
красным и чудом спасшейся. Но ведь это именно то, что нужно для нового романа!
Замечательная фактура, на основе которой Алена с присущей ей лихостью построит
забойный сюжет! (Однако заметим в скобках, что жизнь порою заносит нас на такие
повороты, по сравнению с которыми самые изобретательные сюжетные зигзаги книг —
просто нуль без палочки.) Наша писательница на мгновение остолбенела: неужели
этакое несметное богатство фактического материала можно купить всего за пять
евро?! А затем, отмерев и не веря своему счастью, Алена понеслась к столу библиотекарей,
левой рукой прижимая книжку к сердцу, а правой нашаривая в сумке кошелек.
Одна Аленина знакомая — особа, очень сильно битая жизнью, —
любила пессимистично изрекать: «Никому нельзя верить!» Насчет того, чтобы
совсем уж никому, — это преувеличение, конечно, однако лукавому счастью и в
самом деле верить нельзя. Алена в этом не замедлила убедиться. При виде книжки
у обеих библиотечных дам сделались изумленные глаза, обе они всплеснули руками
и хором воскликнули:
— Где вы это взяли?!
Алена объяснила, где.
Дамы почему-то не поверили, сходили в комнату каталогов и
тщательно обследовали ящики с книгами, как будто надеялись найти там
доказательства Алениной ужасной лжи. А когда вернулись, сообщили Алене, что в
ящик с ненужными книжками невероятным образом попал один из библиотечных
раритетов, которые не то что не продаются — даже на дом читателям не выдаются,
с этими раритетами разрешено работать только в читальном зале (он же зал
каталогов). Поэтому ежели Алене Дмитриевне угодно, то она может сесть там за
стол и читать книжку, пока не надоест. Ну а если нет… На нет и суда нет.
Страшно разочарованная, Алена стояла, понурясь, и
размышляла, что делать. Ксерокса в библиотеке нет, а она не взяла с собой ни
тетради, ни блокнота, в которые можно было бы делать выписки. Нет, не выписки,
— переписывать ей пришлось бы весь текст подряд, слово в слово. Такое у нее
было ощущение. Ощущение профессионала!
Можно было бы оставить книжку и сбегать купить тетрадку. Но
района Алена не знала. Где тут искать писчебумажную лавку? Ближайший универсам
«Моnоprix», в котором продается все на свете, в том числе и тетради, довольно
далеко отсюда. А времени уже около шести. Библиотека работает до семи. Пока
туда, пока сюда… Когда же работать?! Сегодня четверг, значит, снова библиотека
откроется только в субботу — она работает три дня в неделю. И как дожить до
субботы любопытной, нетерпеливой писательнице?! Терпение отнюдь не принадлежало
к числу ее достоинств… К тому же некое предчувствие не то что говорило, но просто
криком кричало ей: «Выпустишь книгу из рук — и больше не видать тебе ее как
своих ушей!»
Конечно, выбора особого не было, и, может статься, Алена
все-таки пошла бы в «Monoprix» за тетрадкой.., но тогда ее жизнь и много других
жизней (и смерти в том числе!) сложились бы совершенно иначе… Однако именно в
то мгновение словно бы некий черт подсуетился и дернул одну из библиотечных дам
за язык.
— Слушай, Ирина, — сказала она напарнице, — а ведь это та
самая книга, которую ищет мадам де Флао. Ты представляешь?! Я перерыла все
полки, а она нашлась буквально через полчаса после ее ухода! Надо немедленно
позвонить ей, пусть приходит и забирает свое сокровище.
Алена мигом насторожилась.
— Что?! — возопила она. — Значит, книгу все же выдают на
дом? Но почему какой-то мадам де Флао можно ее взять, а мне нельзя?
