Множество храбрецов пытались вызнать, что же происходит с
туфельками королевен по ночам, но вот беда — охватывал их всех неодолимый сон,
а поутру они продирали глаза, чтобы увидеть стоптанные туфельки, а затем
слышали последний звук в своей жизни: свист меча над головой. В конце концов
взялся за расследование этого дела какой-то солдат, далекий предок, судя по
всему, Шерлока Холмса или мисс Марпл. Он оказался похитрее, чем его
предшественники, и первым делом нашел в себе силы отказаться от кубка вина,
любезно поднесенного ему старшей королевной. Ну, конечно же, вино было не вино,
а сонное зелье… Солдат его не выпил, поэтому не спал, как топор, а только
притворялся, и наконец ему удалось услышать, как девицы, чуть в замке стихло,
вскочили с постелей, оделись, обулись и по тайной лестнице сбежали в сад.
Солдат крался за ними.., видать, он был заодно близкий родственник
какого-нибудь ниндзя (например, Эраста Фандорина), потому что остался
незамеченным, а может быть, какая-нибудь ведьма заранее подарила ему
шапку-невидимку, Алена сейчас не помнила точно. Так или иначе, солдату удалось
проследить, что королевны сели в поджидавшие их лодочки и этакой флотилией
уплыли в соседнее государство, где их встретили развеселые принцы, и они
принялись там до упаду танцевать, причем происходило это в ярко освещенном
саду, полном серебряных деревьев с золотыми цветами. Пока длилась дискотека
того давнего века, солдат (он умудрился приплыть незамеченным вслед за
лодками.., видимо, состоял также в родстве и с Ихтиандром) потихоньку отломил
веточку с серебряного дерева и спрятал ее в карман. Наконец начало светать,
кавалеры простились с девушками, те отплыли обратно, солдат за ними… Дома, в
родном замке, королевны сбросили с ног совершенно стоптанные туфельки и рухнули
в постели. А солдат отправился к королю и доложил об исполнении секретного
задания: так, мол, и так, пляшут по ночам ваши девки почем зря, вот башмаки и
стаптывают, и прийти к такому выводу можно было методом дедукции и индукции, а
не пролитием крови многочисленных женихов!
Разгневанный отец не дал дочкам поспать и немедля призвал их
к ответу. Ну, натурально, они все отрицали, однако наш солдатик в качестве
неопровержимого вещдока предъявил серебряную ветку с золотыми цветочками из
того самого сада — и девушки поторопились смягчить свою вину чистосердечным
признанием.
Король был хоть жесток, но слово держал: предложил солдату
выбрать любую девицу в жены. Однако солдат от королевен отказался (в конце
концов, у каждой из них был свой партнер по танцам и сердешный друг в том,
другом царстве-государстве, так зачем же попусту разлучать любящие сердца?),
взял отступного деньгами, отправился в свой родной городок, где его ждала
верная Гретхен, или Лизхен, или Анхен, того Алена тоже не запомнила, и женился
на ней. А на королевский гонорар открыл трактир и стал уважаемым человеком.
Да бог с ней, с дальнейшей судьбой этого типа, не о ней
думала Алена, когда подошла около полуночи к Pont des Arts — и остановилась,
изумленная.
Надо сказать, что мост Искусств — единственный через Сену,
по которому не ходит транспорт. Пешеходный мост. Именно поэтому народ тут днем
расслабляется, не стесняясь. Играют маленькие оркестрики, хвастают мастерством
роллеры, а ежели кто устал, может посидеть не только на красивых каменных
скамьях, но и прямо на гладких, отшлифованных временем, нагретых солнцем
досках. Мост-то деревянный. Уютный до невозможности!
Однако сейчас, ночью, Алене показалось, будто она попала в
тот самый чудесный сад, куда занесло и солдата-сыщика. Музыка маленького
оркестрика — чудесный бандонеон, виолончель, скрипки, аккордеон — опьяняла
танцующих похлеще, чем многочисленные бутылки с вином, которые стояли прямо на
досках. Тут же, на газетах, была разложена незамысловатая закуска: сыр, багеты,
виноград, персики… Вокруг бутылок теснились зрители, некоторые стояли,
прислонясь к перилам, другие сидели, подобрав ноги, чтобы не мешать танцующим.
Большие фонари светили чуть приглушенно, однако кругом горели свечи — толстые,
короткие, круглые католические свечи, стоящие в таких особых жестяных или
стеклянных плошечках, которые защищают их от ветра. Эти свечи способны гореть
долго-долго! Огоньки плясали в воде.., ну, ей-богу, очень мало отличаясь от
золотых цветов в том сказочном саду!
Пары танцевали, танцевали, танцевали.., и Алена ахнуть не
успела, как обнаружила, что тоже танцует. Партнеров здесь почему-то было куда
больше, чем партнерш, так что советская статистика «на десять девчонок девять
ребят» казалась нелепейшим анахронизмом. Алена даже не особо всматривалась, с
кем танцует, в чьи руки из чьих переходит с каждой новой мелодией — едва
успевала обменяться затаенной улыбкой с очередным партнером, обнять его за шею,
ощутить грубую или ласковую руку на своей спине, как раз там, где заканчивалась
полоска бюстгальтера, вдохнуть запах парфюма или пота, прижаться щекой к
гладкой или небритой щеке — и что-то происходило, что-то щемящее, волшебное,
музыка овладевала ее волей и волей нового незнакомца, она делала их истинными
половинками одного целого, имя которому — аргентинское танго, заставляла
слушать, улавливать биение сердец, ожидать движений друг друга с таким
трепетом, словно они были страстными любовниками, которые всю жизнь жили только
надеждой на этот танец-свидание — и вот наконец-то встретились!
Самое поразительное заключалось в том, что с каждым новым
партнером ощущение повторялось вновь и вновь.
Кто его знает, может быть, если бы Алена начала осваивать
аргентинское танго на сверкающем паркете в обычном зале, под холодный
инструктаж тренера, она бы никогда не поняла, что оно такое на самом-то деле —
танго милонгеро! Конечно, иногда она путала фигуры или партнер их путал, иногда
они натыкались на другие пары, иногда задевали друг друга ногами в размашистых
болео или ганчо, иногда тонкие каблучки босоножек Алены проваливались в щели
между досками настила, но все это была такая ерунда по сравнению с музыкой и
движением под эту музыку…
И вдруг волшебство исчезло — музыка утихла, мужчины и
женщины разомкнули объятия и посмотрели друг на друга с изумлением, даже с
испугом перед той внезапной страстью, которая только что владела ими.
Алена улыбнулась тоненькому юноше, который как во сне выпустил
ее из объятий, поймала его затуманенный, прощальный взгляд и отвела глаза.
Музыканты, видимо, устали и собирались уходить. Кто-то
закусывал поднесенным бутербродом, кто-то допивал вино прямо из горлышка,
кто-то пересчитывал деньги.
— Сколько надо заплатить? — спросила она неизвестно кого, и
неизвестно кто ответил ей:
— Сколько сможете.
