— Нет, — хищно улыбнулась она, — но зачем мне его убивать?
Тем более таким примитивным способом? Считаю, что вы пошутили.
— Возможно, — согласился Дронго, — но тогда кто это сделал?
Она невозмутимо допила кофе и поставила чашечку на стол. И
также спокойно произнесла:
— У любого человека, бывают свои тайны. Почему вы считаете,
что Халупович должен быть исключением? Возможно, что он сам придумал эту
красивую историю про приехавших со всех концов света женщин, с которыми когда-то
встречался. Придумал, чтобы скрыть свое преднамеренное убийство и запутать
следствие. Такой вариант вы исключаете?
— У вас есть номер его мобильного телефона?
— Он дал мне свою визитку и написал на ней номер телефона, —
вспомнила Оксана Григорьевна. — Но визитка лежит у меня в сумке, и я ни разу
даже не посмотрела на нее. Это мне неинтересно. Или вы полагали, что дело
обстоит по-другому?
Дронго подумал, что у нее красивое и одновременно злое лицо.
«Почему-то лица красивых женщин после сорока лет обретают именно такие черты.
Становятся красивыми и злыми одновременно. Дурнушки становятся добрее, им не
так больно расставаться с молодостью. А вот красивые женщины начинают сходить с
ума, глядя на видимые изменения, которые ежедневно отражаются в зеркале. Может,
поэтому они и становятся такими стервозными». Хотя он знал и исключения из
этого правила.
— Вы говорили, что вам было с ним хорошо, — невежливо
напомнил Дронго, — или я не так понял?
— Разве это имеет отношение к нашему делу? — искренне
удивилась она. — Он может быть прекрасным любовником и хладнокровным убийцей.
Это разные вещи, или вы считаете по-другому?
— Мне трудно представить, что такой эпикуреец, как
Халупович, мог решиться на убийство домработницы, — признался Дронго. — Скорее,
он бы просто выгнал ее из дома. Зачем ему убивать эту несчастную женщину?
— Она могла узнать нечто важное о состояний его финансов или
другую тайну, которую не следовало знать. И не нужно на меня так смотреть, —
попросила она, — в конце концов, это только мои предположения. Я тоже понимаю,
что он вряд ли подходит на роль хладнокровного убийцы. Пожалуй, мне нужно
познакомиться с двумя моими «соперницами».
Она произнесла эти слова с чувством некоторого превосходства
и с видимой усмешкой. Она сознавала, что для своих лет сохранилась очень
хорошо. Дронго подумал, что она выглядит лучше несколько располневшей Элги
Руммо и не столь рьяно следившей за собой Фаризы Мамаджановой. Хотя последняя
сохранилась не хуже. Но у нее не было в глазах той нагловатой уверенности, что
была у Оксаны Григорьевны. Она, очевидно, сознавала силу своей внешности и это
немало помогало ей в служебном росте, даже в такой специфической организации,
как прокуратура.
— Я думаю, что нам нужно поехать в прокуратуру и все
рассказать, — строго предложила Оксана, — иначе потом мы попадем в дурацкое
положение свидетелей, уклоняющихся от дачи показаний…
Она не успела договорить, как дверь открылась и в кабинет
вошел Эдуард Леонидович. Он был в элегантном темном плаще, который не успел
снять в приемной.
— Здравствуйте, — отрывисто сказал он, — вот я и приехал.
— Немая сцена, — насмешливо сказала Оксана Григорьевна, взглянув
на вошедшего, — ты как нельзя кстати. Может, расскажешь, что у тебя случилось?
— Неприятности, — пробормотал Халупович, снимая плащ. —
Нина! — крикнул он секретарше, бросил плащ на спинку стула и, подойдя к дивану,
сел на него рядом с Дронго.
Вошедшая Нина молча унесла плащ в приемную. Очевидно, она
знала о вкусах патрона и поэтому не стала спрашивать, что именно он будет пить
— чай или кофе.
— Я уже слышала про твои неприятности, — требовательно
заметила Оксана Григорьевна, — вызвал всех нас и втянул в неприятную историю.
— Ты думаешь, я специально это сделал? — раздраженно заметил
Халупович. — Тебе никто не говорил, что у тебя в голосе появились прокурорские
нотки?
Она взглянула на Дронго и улыбнулась. Потом сказала:
— Если бы ты был внимательнее к людям, ты бы мог
поинтересоваться, где именно я сейчас работаю.
— Неужели прокурором? — удивился Эдуард Леонидович.
— Вот именно. Я начальник отдела в городской прокуратуре.
Между прочим, я тебе сказала об этом, когда мы встретились в квартире. Но ты
пропустил это мимо ушей. В тот момент зазвонил телефон, и ты не стал
переспрашивать.
— Ты сказала «начальник отдела», и я подумал, что ты
начальник юридического отдела, — пробормотал Халупович, — только прокурора мне
и не хватало для полного счастья. И какое у тебя звание? Генерал или маршал
прокуратуры?
— Маршалов в прокуратуре не бывает и генералов тоже. Есть
приравненные к ним государственные советники юстиции. Но могу тебя успокоить:
государственным советником я еще не стала. Хотя, если перевести на военные
звания, я уже подполковник. Тебя это устраивает или ты хотел бы большего?
— Я бы хотел сейчас сидеть на Лазурном берегу и не думать
про это убийство, — проворчал Халупович. — Тебе, наверное, уже рассказали, что
случилось у меня дома.
Нина внесла кофе и поставила его перед Халуповичем. Затем,
взглянув на Оксану Григорьевну, спросила:
— Вам еще кофе?
— Спасибо, милая, — с плохо скрываемым сарказмом улыбнулась
гостья, — я, кажется, уже напилась.
— Хотите еще чаю? — значительно мягче спросила Нина у
Дронго.
Очевидно, ей не нравилась Оксана Григорьевна, и та, похоже,
отвечала ей взаимностью. Дронго не хотел чая, но понял, что для смягчения
обстановки должен попросить Нину оказать ему эту услугу. И он согласно кивнул
головой. Молодая женщина оценила его тактичность и поспешила выйти из кабинета.
— Нина, — крикнул ей вслед Халупович, — где Трошкин, где
Оля? Куда они пропали?
— Ищут Таню, — ответила Нина, снова появляясь в кабинете.
— Как это ищут? Она потерялась?
— Нет. Спустилась в нашу столовую. Сейчас ее приведут.
— Хорошо, — Халупович чуть ослабил узел галстука. Потом
взглянул на Дронго, — наша полоумная соседка, оказывается, видела, как ко мне
приходили женщины. Только она говорит, что женщин было пятеро, а не четверо. Но
я-то точно знаю, что было четверо. Несчастная Елизавета Матвеевна и три моих
гостьи.
— А она утверждает, что пятеро? — уточнил Дронго.
— Сумасшедшая баба, — отмахнулся Халупович, — но самое
интересное, что следователь ей вообще не верит. Откуда ей знать, кто приходил
именно ко мне, а кто направлялся в другие квартиры.
— И чем она это объясняет?
