— Этого не может быть, — запротестовал Дронго, — это ошибка.
— Никакой ошибки, — отрезала Софья Оганесовна. — У тебя
много женщин. Ты, наверное, его друг. Я так и думала. Приехал, чтобы помочь
своему другу. И следователя привез. Молоденькую увидел и решил обмануть.
— Он меня не обманывает, — улыбнулась Валентина Олеговна.
— Значит, еще обманет, — заметила Софья Оганесовна,
раскладывая карты.
— Вы не помните, кто еще приходил к Халуповичу? — спросил
Дронго. — Может, заходили мужчины?
— Не было никого, — нахмурилась старуха. — Водитель утром
продукты привез, ящик с водой, пакеты разные. А я уже знаю: если водитель еду и
воду везет, значит, сегодня у Халуповича гостьи будут. Мужчины сюда не ходят.
Посмотрите, какая у него жизнь! Ты бабник, — заключила она, взглянув на Дронго.
— Нет, Медея, он нам не подходит. Очень опасный человек. С таким нельзя строить
жизнь. Он тебя обманет. Нет, нет. Он нам не подходит.
Несчастная Медея только вздохнула.
— У меня есть еще вопросы, — терпеливо сказал Дронго. —
Когда вечером приехал Халупович, вы ничего не слышали? Может, до этого в доме
был шум борьбы или крики?
— Ничего не было, — она раскладывала карты и качала головой.
— Ах, какой ты человек! Неужели ты такой опасный?
— На самом деле я белый и пушистый, — пошутил Дронго.
— Какой ты пушистый, — показала на его голову Софья
Оганесовна. — Волос совсем не осталась. Ничего, Медея, карты говорят, что у
него денег много. Пусть наденет хороший парик, и мы его возьмем.
— Боюсь, что не получится, — пробормотал Дронго.
— Что не получится? — сурово взглянула на него Софья
Оганесовна. — Не хочешь жениться на такой красавице?
— Софья Оганесовна! — Медея, не сдержавшись, вышла из-за
стола.
— Не нужно обижаться, — прокричала ей вслед старуха, — это
пусть он обижается. Он, видишь ли, не может. Что ты не можешь?
— Парик на голову не смогу надеть, — заметил Дронго, — у
меня голова от него вспотеет.
Линовицкая, подавляя смех, отвернулась.
— Голова потеет, — задумчиво произнесла старуха, — ничего.
Что-нибудь придумаем. У меня есть знакомый. Он сапожник. Любую мазь приготовить
может. От радикулита, от боли в спине, от ревматизма. Какую хочешь. Он тебе
такую мазь сделает, голова потеть не будет…
— Договорились, — кивнул Дронго. — А потом вы слышали шум на
лестнице, когда Халупович не мог попасть в свою квартиру.
— Конечно, слышала, — Софья Оганесовна положила карты на
стол. — Такой шум стоял! Милиция приехала, дверь ломали, замок выбивали. Шум
был на весь дом. Я все слышала, милый. Я даже на площадку вышла, думала,
человека убивают. Хотя нет, подожди, — она посмотрела на разложенные карты, —
еще какой-то милиционер приходил поздно вечером. Я его видела, когда он во
дворе стоял. Потом на этаж поднялся. И сразу шел.
— Это был ваш участковый?
— Нет. Но он был в форме. И сразу ушел.
— Ясно.
Дронго залпом выпил остывший чай. Затем взглянул на
следователя:
— У меня больше нет вопросов.
Линовицкая поняла намек.
— Спасибо за чай и беседу, — она поднялась.
— И за карты, — добавил Дронго. — Значит, у меня все будет
хорошо?
— Замечательно. Такая карта тебе вышла, я давно подобного не
видела. Я бы за тебя сама замуж пошла, если бы была помоложе… Ты, девочка, его
не упускай, — обратилась она к Линовицкой, — он знаешь какой мужчина? Такие
карты раз в тысячу лет выпадают.
— Учту, — улыбнулась Линовицкая.
Появившаяся в коридоре Медея открыла шкаф, где висела их
одежда.
— Вы на нее не обижайтесь, — шепнула она.
— Что вы! — искренне сказал Дронго. — Она изумительный
человек. Мудрый и добрый. Спасибо вам, Софья Оганесовна, за все.
— Приходи еще, дорогой. И знаешь, что я тебе скажу? Не
переживай, что у тебя волос мало осталось. Зато ты умный, все понимаешь, —
подмигнула ему старуха.
Когда они вышли на лестничную площадку, Линовицкая
расхохоталась.
— Извините, — сказала сна, вытирая слезы. — Это было
неподражаемо.
— Да, — кивнул Дронго, — люблю таких людей. Мне с ними
легко.
Они начали спускаться по лестнице.
— Я хотел вас спросить, — сказал Дронго, — у меня возникло
такое ощущение, что вы знаете какие-то факты моей биографии.
— Верно, — подтвердила она, не оборачиваясь, — вы были в
поездке вместе с моей двоюродной сестрой. В Германии. В ноябре девяносто
девятого. Она рассказала мне о вас много интересного. Оказывается, вы не только
аналитик, но и искусный обольститель.
— Понятно, — угрюмо произнес Дронго, — это произошло
случайно. Женщина, с которой я встречался, потеряла друзей и была в ужасном
состоянии. Мне нужно было ей помочь, а у меня был в кармане микрофон, о котором
я просто забыл. Вот ваша сестра и слышала нашу беседу.
— И не только беседу, — сказала она, чуть обернувшись.
— И не только… — как эхо, повторил Дронго, соглашаясь.
Они подошли к двери. Перед тем как выйти, Линовицкая
обернулась к нему:
— Вы действительно думаете, что сможете назвать имя убийцы
уже сегодня вечером?
— Убежден, — ответил Дронго.
Толкнув дверь, Валентина Олеговна вышла на улицу. Дронго
последовал за ней. Когда они сели в машину, Миша оглянулся, но, не решившись
ничего спросить, тронул автомобиль с места.
— Странно, — сказала вдруг Линовицкая, — я думала, вы
другой.
— Более серьезный? — спросил Дронго.
— Нет. Более скучный, — ответила она, отвернувшись.
Он улыбнулся и откинулся на спинку сиденья. Больше не было
произнесено ни слова. Через одиннадцать минут они были у здания компании
Халуповича.
Глава семнадцатая
Стоявший рядом с охранниками Шальнев встретил их угрюмым
молчанием.
— Что-то произошло? — спросил Дронго.
— Они разрешили отпустить людей, — мрачно сообщил Шальнев, —
в здании остались только мои сотрудники и несколько руководителей отделов.
— Ну и правильно, — сказала Линовицкая, — зачем людей
мучить? Если они были уже не нужны, их следовало отпустить.
— Вы еще раз проверили все? — уточнил Дронго.
