— Вы назвали ее Фаризой?
— Да, Фариза Мамаджанова. Она по отцу узбечка, а по матери,
кажется, украинка, но из Казахстана. Из бывших целинников. Такая интересная
смесь.
— Извините за мой вопрос. Вы были ее первым мужчиной?
— Почему вы так решили? — удивился Эдуард Леонидович.
— Начало восьмидесятых, у нас в стране «секса нет», —
пояснил Дронго, — жили в провинциальном городе, отец узбек. Естественно
предположить, что она была еще девушкой.
— Да, — кивнул Халупович, — вы правы. Так всё и было. Она не
хотела приезжать, мне пришлось несколько раз звонить ней и уговаривать.
— Это ваша вторая женщина. А третья?
— Оксана из Киева. Там, слава Богу, еще не нужна виза. Она
приехала в Москву, но отказалась от отеля, решила жить у родственников. Я ей
дал свой адрес, и она сама приехала ко мне в шесть часов вечера.
— Почему она отказалась от гостиницы?
— У нее в Москве живет сестра. Я, конечно, не стал
настаивать. С Оксаной мы познакомились почти пятнадцать лет назад. Такая
невероятная встреча в Киеве. Знаете, в какой год? Летом восемьдесят шестого,
как раз после Чернобыля. В Киеве тогда было больно глотать. Это ощущение я
помню до сих пор. Может, на нас так подействовала радиация? Это была
невероятная встреча. Два дня мы ни о чем не могли думать. Мне было под
тридцать, ей — уже тридцать. Это было так здорово.
— Она была замужем?
— Кажется, разведена. Тогда мы не задавали друг другу таких
вопросов. Нас не интересовало ничего в этом мире. Это была даже не любовь, а
внезапно вспыхнувшая страсть.
— У вас была интересная жизнь, — заметил Дронго.
— Наверно, — улыбнулся Эдуард Леонидович, потушив сигару. —
Оксана задержалась чуть дольше остальных. Говорила по телефону со своей
сестрой. Потом ушла сама, отказавшись от машины. И я, дождавшись домработницу,
поехал в аэропорт.
— Вы не оставляли ей запасные ключи?
— Нет, никогда. Одна пара всегда со мной, вторая у меня
дома. Нет, ключей не было ни у кого. Это мое твердое правило. Ключи от
собственного сейфа я тоже никому не доверяю. Это исключено.
— Сотрудники милиции осмотрели тело? Признаков насилия не
было?
— Конечно. Они все сфотографировали, осмотрели. Несчастная
женщина случайно выпила воды — и умерла. На столике стояла большая бутылка
воды. Французской воды «Эвиан». Я люблю эту воду. И мой водитель всегда
привозит мне несколько бутылок. Для кофе я использую ключевую воду, а в
натуральном виде пью «Эвиан». Кто мог подумать, что такое может случиться. Там
был какой-то сильный яд, по-моему, что-то связанное с крысиной отравой, я точно
не понял, что именно. Несчастная работала в трех местах. Я понимаю, конечно,
что убить хотели меня, а не ее. Но тогда вопрос: кто именно?
— Вы не помните, кто из ваших старых знакомых проходил на
кухню?
— Помню, конечно. Они все были на кухне. Мы не виделись
столько лет, и каждой из них хотелось осмотреть мою квартиру. Это типичное
жилище холостяка. Откуда им знать, что я давно женат и у меня взрослая дочь.
— Сколько лет дочери?
— Пятнадцать.
— Когда вы встречались с Оксаной, вы были уже женаты?
— Да, но какое это имеет значение? Я же вам объяснил, что
это была не любовь, а страсть.
— Ваша жена догадывается о вашем любвеобильном характере?
— Не думаю. Мы никогда не говорили на подобные темы. Я веду
себя достаточно скромно, чтобы не доставлять ей неприятностей. И потом, по
большому счету, я ей никогда не изменял, даже с Оксаной.
Дронго удивленно посмотрел на гостя. Потом взял бутылку
коньяка и плеснул себе жидкость на дно бокала.
— Мне иногда трудно следить за вашей логикой, — усмехнулся
он, — я не совсем понимаю вашу последнюю фразу. А все ваши встречи с девушками
по вызову и ваша «страсть» к Оксане были чисто платоническими? Или вы
вкладывали в эти слова другой смысл?
— Физически я, конечно, с ними спал, но не изменял жене, —
пояснил Халупович, — то есть у меня и в мыслях не было оставить жену и дочь,
уйдя к кому-нибудь из них, даже к Оксане. Это всего лишь «физические
упражнения», необходимые для поднятия тонуса. Рассказывают, что президент Джон
Кеннеди однажды признался, что не может обходиться без женщин. Если у него
оказывался пропущенным хотя бы один день, у него начинала болеть голова. Но он
ведь не собирался разводиться со своей женой. Эти встречи были ему физически
необходимы.
— Теперь я понял. То есть, вы отделяете понятие «измена» от
физической близости с другими женщинами?
— Безусловно. А вы думаете иначе?
— Честно говоря, да, — пробормотал Дронго, — но у каждого
своя логика. Я уже давно избегаю давать советы кому-либо по таким вопросам. Это
личное дело каждого. Однако мне интересно, как вы относитесь к своей супруге.
— Я ее очень люблю.
— Не сомневаюсь. Надеюсь, вы не распространяете эту теорию
на свою жену? Или вы полагаете, что она тоже может иметь право на «физические
упражнения»? Простите, что я задаю вам такой вопрос, но мне необходимо уяснить
суть проблемы.
— Это разные вещи, — обиделся Эдуард Леонидович, — у вас
мораль девятнадцатого века. Мы свободные люди. Мне для поддержания необходимой
формы нужны другие женщины. А ей вполне хватает такого мужчины, как я.
— «Девятнадцатого», — пробормотал Дронго, — тогда все
понятно. Итак, вы полагаете, что ваша жена ни о чем не догадывается?
— Она понимает, что я не ангел, но в подробности я ее
никогда не посвящаю. И про квартиру она тоже не знает.
— Ей никто не мог рассказать про ваши встречи?
— Нет, конечно. Никто о них не знал. Вы думаете, что она
узнала о моей квартире, пришла и решила меня убить? — Халупович усмехнулся. —
Вы не знаете мою супругу. Она никогда в жизни не позволит себе опуститься до
наблюдения за мной. Никогда. И уж тем более не станет входить в квартиру, куда
ее не приглашали, чтобы отравить воду в бутылке. Нет, это невозможно.
— Насчет вашей супруги может быть, но насчет того, что никто
не знал про ваши встречи, вы ошибаетесь. Я уже насчитал, по крайней мере, еще
двух или трех людей, которые могли об этом знать.
— Вы имеете в виду женщин, которых я пригласил? Но я им не
рассказывал друг о друге.
— Нет. Я имею в виду вашего помощника, который искал
Мамаджанову в Екатеринбурге, вашего водителя, который развозил женщин по
гостиницам, наконец, вашу секретаршу, которая взяла на себя заботу о девочке.
Все они могли знать о вашей квартире.