– Претензии какие-нибудь, просьбы, пожелания есть? – спросил Жадоба, прохаживаясь вдоль строя.
Он почему-то решил, что лучше всего будет сегодня взять тон проверяющего из прокуратуры, прибывшего на зону. Все-таки личный опыт наблюдателя за такими явлениями «Христа народу» у него имелся.
Охранники с типичной внешностью зоновских шестерок-бакланов внимательно скользили взглядами по строю. Незадолго до приезда главаря банды с рабами была проведена разъяснительная работа. И если бы сейчас кто-нибудь рискнул бы пожаловаться, то самое позднее, сегодняшним вечером его бы ждала суровая кара. И все же нашелся смельчак, решивший рискнуть. Сорокалетний чернявый мужчина вышел из строя, немного подумав, снял форменную кепку и принялся говорить, комкая ее в пальцах:
– Нам обещали, что, когда мы построим коробку завода, все, кто захочет, могут уехать домой, – напомнил он.
– Ну, и?.. – прищурился Жадоба.
– Я решил не оставаться.
Один из бакланов глянул на главаря и как бы пообещал взглядом – мол, когда вы уедете, мы его так отметелим, что будет кровью харкать.
– Вы сами обещали, – напомнил смельчак.
– Никто и не держит, – весело хохотнул Жадобин. – Решил возвращаться – иди на все четыре стороны. Мне такие работники не нужны. Даже на харчи себе заработать не в состоянии. Держать таких – себе в убыток.
Смельчак растерялся. Он ожидал чего угодно, но только не немедленного предоставления свободы.
– Так я пошел?
– Иди, – пожал плечами Жадобин.
Чернявый сделал несколько неуверенных шагов, а потом двинулся быстрее.
– Погоди, совет дам, – остановил его Жадобин. – Скажи, куда ты первым делом направишься?
– В город, – неуверенно ответил вольноотпущенник. – Куда же еще?
– Значит, без денег, без документов сразу на вокзал и сунешься. А теперь я тебе скажу, что с тобой дальше будет. В этом оранжевом комбинезоне со светоотражающими полосками и с надписью «Коммунальная служба» тебя за версту видно. Самое позднее, к вечеру в ментовке окажешься. А оттуда тебе путь один – на этот самый завод. Так что иди, если хочешь. И все, кто хочет, идите, если человеческого языка не понимаете.
Смельчак погрустнел и вернулся в строй.
– А теперь еще пара советов для тех, кто ничего не понял. Попробуете бежать, будете пойманы. А у наших ментов глухарей хватает, чтобы повесить парочку из них на рискнувшего покинуть завод. Так что выбирайте сами: или в тюрьму пойдете на пожизненное, или остаетесь работать… Значит, если больше жалоб и предложений нет, отправляйтесь вкалывать. Смотреть жизнерадостно, улыбаться. И чтобы пробный запуск прошел без сучка без задоринки. К иностранцам не подходить и, если сами не спросят, не разговаривать.
Жадоба остался доволен своим обращением к рабам-рабочим. Почувствовал: его боятся. А ведь это самое главное – постоянно держать в страхе тех, кто зависит от тебя. Тогда человек не задает лишних вопросов, не совершает необдуманных поступков. Ему не приходится объяснять элементарных вещей. Страх – великая сила. Он заставляет жертву контролировать свое поведение. Испуганный человек постоянно ведет внутренний диалог, просчитывает последствия любого своего шага. А это и надо рабовладельцу.
Над трубами мусоросжигательного завода подымался еле заметный дымок. Само здание, расположенное неподалеку от городской свалки, новенькое и чистенькое, выглядело так же нелепо, как фирменный металлокерамический зуб в прокуренной и изъеденной кариесом челюсти зоновского уркагана. Но еще более нелепо смотрелся кортеж, приближающийся к полигону для хранения твердых бытовых отходов.
При виде машин Жадоба расправил плечи и одернул рукава пиджака, чтобы не так бросались в глаза сведенные тюремные наколки. Колонна сплошь состояла из новеньких, поблескивающих заводским лаком легковых машин. Возглавлял ее милицейский автомобиль с включенными мигалками. Делегация уместилась в двух микроавтобусах. В одном ехали местные чиновники, в другом – немецкие гости из города-побратима. Замыкал кортеж автобусик краевого телеканала.
– Во, фашисты приехали, – растянул в улыбке рот один из бакланов-охранников.
– Ты только не вздумай так при них говорить – они инвесторы, – цыкнул на своего человека Жадобин и дал отмашку.
Работа на свалке закипела. Гидравлический экскаватор зачерпнул ковшом мусор и вывалил его в кузов новенького «КамАЗа». Тут же пахнуло сладковато-приторной вонью. С этим запахом Жадобин ничего не мог поделать – не поливать же свалку туалетной водой.
Кортеж сбавил скорость, объехал полигон и остановился на идеально ровной, выложенной плиткой-косточкой стоянке. Красная ковровая дорожка вела прямо к распахнутым воротам мусоросжигательного завода. Вход перегораживала атласная ленточка, возле которой застыли две девицы-прошмандовки в национальных платьях и дурацких кокошниках. Одна держала перед собой бархатную подушечку с огромными ножницами, другая – на вышитом крестиком полотенце – свежий каравай с хрустальной солонкой наверху. Тут же рядом, как черт из табакерки, возник телеоператор – единственный, кто в сегодняшней компании не придерживался дресс-кода: кроссовки, потертые джинсы и выцветшая майка. Все же остальные были одеты соответствующе торжественному моменту.
Прозвучала короткая речь главы городской власти. Прошмандовка в национальном платье преподнесла немецкой делегации хлеб-соль. Жадобе пришлось объяснять гостям, что следует отломить кусок хлеба, макнуть его в соль и съесть. Он даже и сам продемонстрировал это действо.
Генрих Штайнер, морщась от запаха, пропитавшего весь пейзаж, все-таки заставил себя прожевать кусочек, после чего многочисленные глубокие морщины на старческом лице не только проявились, но и намертво зафиксировались. Владелец завода по производству оборудования и Жадоба вместе перерезали атласную ленточку. Тут же в вышине бетонной коробки завода громыхнула радиомузыка, и делегация вошла внутрь.
Газовые печи уже гудели, в стеклянных окошечках-иллюминаторах билось синее пламя. Главарь банды и бывший боец гитлерюгенда положили свои ладони на блестящий гриб кнопки. Под залихватский марш они осуществили пуск завода. Загрохотал конвейер, и в бункер печи по резиновой ленте поехал мусор. Кто-то из коллег-депутатов Штайнера по ландтагу покосился на остатки синей паутины татуировок, украшавших руки Жадобина: мол, неужели человек, которому доверили освоение евросоюзовского гранта, уголовник? Пройдоха Штайнер тут же принялся втолковывать собрату по депутатскому корпусу, что еще сравнительно недавно в России имелись политические заключенные и Жадобин никакой не уголовник, а бывший диссидент.
Молдаване работали исправно – забрасывали на конвейер свалившийся мусор, сортировали его, тут же швабрами мыли пол. В помещении стало жарко, не помогали и раскрытые ворота. И Жадобин, чтобы не объясняться насчет не установленных, но предусмотренных проектом кондиционеров, поспешил вывести делегацию на улицу. По дороге он шепотом отдавал указания руководителю завода:
