Промчались километров десять, свернули с шоссе. Проселок перегораживал шлагбаум, сооруженный из ствола пирамидального тополя, наспех покрашенный в белые и красные полосы. Тут же из лесополосы возник Колян, присмотрелся к машине, узнал и сунул Хасану ладонь в приоткрытую дверку.
– Жадоба еще там? – поинтересовался кавказец.
– Гуляют, – обнажил в ухмылке прокуренные зубы бандит. – А мне тут торчать приходится… – Колян присел, взвалил на плечо самодельный шлагбаум и отвалил его в сторону. – Проезжай.
Машину оставили на гостевой стоянке. Крутых тачек тут хватало. Погулять приехала и братва, и некоторые чиновники. Ближе к поблескивающей в ночи речке виднелась прикупленная Жадобиным агроусадьба: домики, стилизованные под казацкие мазанки, плетни с частоколами, стога сена – в общем, полная сельская идиллия. Ярко горел огромный костер. По окрестностям разносился запах шашлыков. На импровизированной сцене с микрофоном в руках хрипел заезжий певец в спортивном костюме, услаждая слух публики русским шансоном. Лужайку, засыпанную недавно скошенными тростником и аиром, ярко освещали прожектора, прикрученные к столбу линии электропередач. В помощь им горели и фары на двух джипах, подогнанных к самой реке.
Андрей и Хасан остановились на границе света и тьмы. Наконец, Жадоба заметив их, покинул гостей.
– Ну? – спросил он, уже поняв по лицам, что новости плохие, пьяно качнулся и, допив вискарь, плескавшийся на дне стакана, сплюнул на траву подтаявший ледяной кубик.
– Полная засада, – сообщил кавказец.
Жадобин выслушал историю ночных событий довольно спокойно, словно был готов и к такому исходу.
– Значит, менты, – задумчиво произнес он.
– Больше некому, – подтвердил Хасан. – Я того прапора в городе пару раз видел в форме.
Жадоба почесал затылок, прикрыл глаза.
– Если менты, то дело решаемое… Ладно, это теперь мои проблемы. Хорошо хоть сами целы остались и на свободе. – Главарь банды неожиданно хохотнул и так же неожиданно посерьезнел.
Хасан вытащил две тугие банковские пачки и подал Жадобину.
– Это в карманах у Попова было. Все, что осталось. А сумку с баблом менты с собой утащили.
– Значит, пол-лимона евриков того – тю-тю, – скривил рот Жадоба.
Ларин не стал возражать против суммы. Раз думает, что было пол-лимона, а не больше – пусть так и считает. В конце концов, разница небольшая, все равно бабок нет. Немного подумав, Жадобин отсчитал из пачки по десять новеньких хрустящих стоевровых банкнот, вручил Хасану и Андрею.
– Не зря же вы под пули головы совали… Ладно, праздник у меня сегодня. Идите к столу, братва уж вас заждалась. – Подгулявший главарь банды приобнял Ларина за плечо. – А для тебя, Сивый, у меня сюрприз есть. Паша-Стоматолог на вольняшку откинулся.
Андрей напрягся. Он не сразу понял, о ком идет речь.
– Да ты не рад, что ли? – удивился и насторожился Жадоба.
Ларин мгновенно прокрутил в голове все, что ему было известно об уголовной биографии настоящего Сивого. Вспомнил и скупую информацию по старому вору в законе Пашке-Стоматологу. Был такой. Сиваков являлся кем-то вроде крестника законного. Именно он рекомендовал его в авторитеты.
– Так он же вроде в новгородской «крытке» чалится, – озвучил известную ему от Дугина информацию Ларин.
– Не чалится, а чалился, – многозначительно поднял указательный палец пьяный Жадоба. – На УДО он вышел по состоянию здоровья. Тюрьма – не курорт, братуха.
Андрею сделалось не по себе. Одно дело – выдавать себя за Сивого перед Жадобиным, который последний раз видел авторитета лет десять тому назад. И другое дело с Пашей-Стоматологом. С ним тюремная судьба свела настоящего Сивого плотно. Два года в одном бараке на соседних шконках парились и расстались относительно недавно, года не прошло. Так что вор в законе старой закалки знал Сивого как облупленного. И втереть ему, что Ларин – это его «крестник», было практически невозможно.
– С тобой встретиться захотел. Он теперь по бывшему Союзу колесит. Слаб, говорит, совсем стал. Решил всех корешей перед смертью повидать. Вот сегодня и ко мне пожаловал. Сказал, что спать не ляжет, пока тебя не обнимет.
– Так что, Стоматолог сейчас у тебя? Прямо здесь? – У Ларина внутри все похолодело, ведь он даже не знал, как выглядит этот самый вор в законе.
Андрей представлял себе только его возраст – далеко за восемьдесят. Он обвел взглядом гостей. Единственным древним стариком был немец Штайнер. И если бы Ларин не знал, что это депутат ландтага, наверняка бы решил – он и есть законный.
Рука инстинктивно опустилась в карман, нащупала ручку пистолета. Андрей понял, что пропал, сейчас его разоблачат. И уже точно знал, что его ждет в конце пути – топка мусоросжигательного завода. Но только до этого из него попытаются вытянуть, кто он на самом деле и почему пытался выдавать себя за криминального авторитета Сивого. Лучшим выходом было бы всадить пулю Жадобе в лоб и броситься в темноту. Но тут Ларин вспомнил фразу, которую не раз говорил ему Дугин: «Никогда не умирай до расстрела».
«Нажать на спусковой крючок всегда успеется». – Андрей сжал зубы и почувствовал, как согревается оружие в его ладони.
Жадобин хитро смотрел на Ларина.
– Да вот же он. – Главарь банды указал на террасу. – Закемарил старик с дороги.
Только сейчас Андрей заметил, что над спинкой плетенного из ротанга кресла-качалки возвышается блестящая, словно густо лакированная, лысина.
– Сейчас, погоди, порадую законного… – Жадоба, пошатываясь, направился к террасе.
Ларин чувствовал, что к нему в этот момент приковано внимание гостей. Наверняка за столом Паша-Стоматолог уже вспоминал о нем. И теперь братва ожидала трогательную встречу в стиле передачи «Жди меня». Не к месту вспомнилось и то, за какие заслуги законный получил погоняло Стоматолог. Он всегда абсолютно буквально требовал выполнения неосторожно данного ему обещания: «Зуб даю». Проштрафившемуся собственноручно выламывал плоскогубцами зуб, а если везло, то даже с осколком челюсти.
Хасан с умилением смотрел на то, как Жадоба подходит к стоящему на террасе мазанки креслу-качалке. Ларин напрягся, готовый в любой момент выстрелить через куртку, даже не доставая пистолет. Он уже прикинул для себя и путь отхода – к реке. А там, нырнув в воду, можно попытаться скрыться в темноте.
Жадобин помог подняться Паше-Стоматологу из кресла-качалки. Худощавый старик был одет в белоснежный костюм; тощую шею с острым выдающимся кадыком картинно стягивала алая бабочка. Матово отсвечивали остроносые лакированные туфли. На абсолютно лысой голове поблескивали золотой оправой несколько неуместные в ночное время солнцезащитные очки. В руках законный сжимал элегантный бамбуковый стек с серебряным набалдашником. Этот тип словно появился из далекого прошлого – из начала пятидесятых годов, когда слова «вор в законе» еще имели свой полновесный смысл.
