– Сколько можно бояться! – отмахнулся Павел с беспечностью выпившего человека. – Ладно, темнеет уже. Давай еще пару стаканов накатим – и по домам. В понедельник встречаемся.
* * *
В понедельник первый вылет был запланирован прямо с утра. Как и в прошлый раз, в полетном листе был указан совершенно иной объект. Однако начальник авиаотряда показал в летной планшетке место, над которым следовало распылять загадочные химреактивы: березовый лес в гидрологическом заповеднике неподалеку от бесконечных торфяных болот и озера.
Спорить не приходилось: ведь летчик сельхозавиации – человек абсолютно бесправный. Выгонят из авиаотряда – куда потом в губернском городе по специальности устроишься? Пилот Аркадий и штурман Паша уселись в кабину. «Ан-2» чихнул, взвыл двигателем и, несколько раз подпрыгнув на неровностях грунтовки, майским жуком взмыл в яркое весеннее небо.
Самолет натужно полз вверх. Двигатель рокотал с умиротворяющим однообразием. Солнце радужно дробилось в пропеллере. Поднявшись на километровую высоту, пилот определил курс в сторону леса, темневшего за рекой. Внизу медленно проплывали черные весенние поля, серо-зеленый пролесок в полупрозрачной голубоватой дымке. Пруды серебрились, словно новые монетки. Пилот сосредоточенно сжимал штурвал, штурман то и дело поглядывал на приборы и в летный планшет.
Заложив плавный вираж, самолет принялся снижаться, чтобы распылить химреактив. Когда «Ан-2» снизился до расчетных тридцати метров, из аэропылов под крыльями повалил густой сизый шлейф. Загадочная химическая субстанция густо оседала на почве, деревьях, кустах сероватой липкой пленкой. Распыление длилось пятнадцать минут, пока не опустели емкости. Обработав указанный начальством участок, пилот быстро набрал высоту и развернул самолет в сторону аэродрома – дозаправить контейнеры химреактивом «от клеща энцефалитного».
Внезапно двигатель взвыл на тон выше, но вскоре зарокотал, как обычно.
– Что это? – обеспокоился штурман Паша.
– Самолет старый, его еще в прошлом году списать собирались, – пояснил пилот Аркадий. – Первый раз, что ли, такое?
Самолет дважды швырнуло в восходящих потоках и воздушных ямах. Спустя несколько минут слух авиаторов различил новые изменения в тональности двигателя. Теперь звуковая палитра обогатилась неприятным металлическим постукиванием.
Аркадий и Павел тревожно переглянулись. И тут «Ан-2» резко качнулся, словно напоровшись на невидимое препятствие. Двигатель зашелся в кашле, заработал с явными перебоями.
– Необходима экстренная посадка!.. – закричал через лингофон оскалившийся пилот. – Разобьемся ведь на хрен!
– Сажай на шоссе или на поле!.. – Штурман смотрел на карту, лихорадочно прикидывая подходящее для аварийной посадки место.
В этот момент самолет словно просел и ринулся носом вниз. Пилот с трудом перевел машину в пологое пике. Мотор натужно загудел, зашелся комариным звоном до пронзительной боли в ушах.
Экстренная посадка исключалась: внизу темнел заболоченный лес. Ни вырубки, ни шоссе поблизости не наблюдалось. Все попытки дотянуть хотя бы до поля, черневшего в каком-то километре, были тщетными. Неожиданно смолк двигатель, и это показалось самым страшным. В нереальной тишине послышался свист вспарываемого самолетом воздуха. Резкий удар о землю, омерзительный скрежет ломаемого фюзеляжа, пронзительный звон разбиваемого стекла – это были последние звуки, которые слышали пилот и штурман.
* * *
Расследование авиакатастрофы началось на следующий же день. Губернатор Александр Михайлович Радьков почему-то очень сильно обеспокоился катастрофой и сразу поставил поиски пропавшего самолета на личный контроль. «Ан-2» обнаружили к вечеру, в непролазном болоте, в тридцати километрах от аэродрома. При падении самолет не развалился на части и не загорелся, а вошел в мягкий и влажный торфяник почти по хвост. Поднимать старую, давно уже выработавшую ресурс машину было признано нерентабельным: из болота извлекли лишь тела погибших и «черные ящики», благо фюзеляж изнутри еще не успел заплыть тягучей болотной жижей.
Расследование длилось недолго: наспех собранная комиссия подписала документ, из которого следовало, что во всем виноват «человеческий фактор», то есть сами авиаторы. Мол, и маршрут был выбран неправильный, с отклонениями от полетного листа, и высота распыления химреактивов от энцефалитного клеща выбрана критически низкой.
Конечно же, люди, знавшие погибших, не поверили официальной версии: эти летчики считались едва ли не самыми опытными в отряде сельхозавиации. А уж дальнейшее и вовсе обескуражило родных и близких погибших: на следующий после похорон день в квартирах пилотов были произведены обыски, притом начальник охраны аэродрома Машлак оба раза выступал в качестве понятого. Ментов интересовали какие-то почтовые квитанции на посылку, отправленную в Москву, а также склянки с какими-то химическими реактивами. Ни квитанций, ни склянок они не нашли. Все это косвенно свидетельствовало: что-то с этой катастрофой нечисто. И оставалось лишь догадываться, какова же истинная причина аварии самолета...
* * *
– На кого работаешь? – Милицейский майор резко приблизил к лицу Андрея Ларина мощнейший галогеновый фонарь. – Колись, гнида! Мы про тебя все знаем...
В райотделовском кабинете было душно. Пахло лежалыми бумагами, сапожной ваксой и недорогой вареной колбасой. Вот уже целый час Андрей сидел тут на стуле, перед начальственным столом. Руки его были заведены за спинку стула и жестко скованы наручниками. Запястья уже не ныли, а разрывались от обжигающей боли. Несколько раз Ларин пытался подняться, однако угрюмый милицейский сержант, стоявший позади, всякий раз предотвращал эту попытку, с силой вжимая его плечи. Выждав несколько минут, истязуемый вновь пытался подняться, и тогда сержант подсекал ему упорную ногу тяжелым ботинком. Удар приходился точно по косточке, и Андрей всякий раз сдерживал себя, чтобы не вскрикнуть. Так продолжалось раз пять, однако Ларин не оставлял попытки подняться; это был единственный способ забыть о чудовищной боли в запястьях.
Все это время майор показательно не обращал на него внимания. Сидя за обшарпанным казенным столом, он шелестел бумагами, делал вид, что просматривает какие-то документы. Неторопливо заварил себе чай, минут десять трепался по мобильнику, ожидая, когда чай остынет. Намазал себе бутерброд и, чавкая, со вкусом съел. Затем на несколько минут вышел. Вернулся, полил цветы на подоконнике, выдавил прыщ на носу...
Наконец, этот спектакль начал надоедать даже ему. Взяв фонарь, правоохранитель долго светил истязуемому в лицо. Глазам Ларина сделалось больно до слез.
– Ну как, понравилось в «браслетах» сидеть? Это только начало, – пояснил майор, вытирая платком влажный рот. – Мы же с тобой еще плотно не работали. Можем сделать и хуже.
– Объясните причину задержания, – потребовал Андрей официальным тоном.
Майор показательно проигнорировал вопрос.
– Мы ведь знаем про тебя все. Ларин Андрей, бывший капитан наро-фоминского ОБОПа, бывший оперативник, осужденный за служебное преступление, срок до конца не отбыл... Кстати, а почему не отбыл, я так и не разобрался. – Мент продемонстрировал уголовное дело с его, Ларина, фотографией. – Входишь в некую тайную организацию по борьбе... м-м-м... с правоохранительными органами. А также с другими законными органами власти. Так? Та-а-ак. Твое личное дело я знаю почти наизусть.
