Тапир подошел к двум здоровякам, они сблизили головы. Общались почти беззвучно. Произносить слова не было необходимости. Любой хороший спецназовец без труда читает по движению губ.
– Дело ты говоришь, Тапир.
– И как это мы сами не додумались?
– Всему вас учить надо, молодежь зеленая.
Уже щелкали открываемые жестянки с пивом, отрывались головы у сушеной воблы... А Барсук с Енотом выкатывали из гаража ярко-красный «БМВ» – тот самый, сбивший ранним утром пилота сельхозавиации. Некоторое время совещались у открытого багажника, перебирая пачку автомобильных номеров, среди которых были и евросоюзовские, и украинские с белорусскими.
– Давай мой любимый повесим, транзитный с тремя шестерками, – предложил Енот.
– С «цифрой зверя», как говорит наш штатный психолог?
– Самое оно, чтобы на такое дело ехать.
* * *
Если бы дело пустили на самотек, то губернатор Радьков наверняка бы постарался провести похороны главы местного управления МЧС тихо и незаметно. Он бы с ходу согласился с первоначальным мнением семьи покойного – предать тело полковника Точилина на кладбище в его родной деревне. Но рядом с Александром Михайловичем постоянно была мудрая советчица – жена Полина, а ей в свою очередь подбрасывал идеи хитроумный Машлак. Именно поэтому губернатор и потратил битый час на то, чтобы уговорить семью покойного полковника похоронить того на самом престижном кладбище областного центра, на центральной аллее, которую в народе называли «Аллеей героев». Главным аргументом Радькова стало то, что в области уже объявлен трехдневный траур и улицу, на которой жил полковник, решено переименовать в улицу полковника Точилина.
На Белом доме вяло колыхался приспущенный государственный флаг с траурной ленточкой. Гроб с телом Точилина был установлен в просторном холле бывшего дома политпросвещения. Вместе с начальником хоронили и его опознанных подчиненных. Всех в закрытых гробах, лишь Серафим Прокопович лежал в этом траурном строе пожарных открытым.
Маша с букетом перевязанных черной ленточкой роз медленно следовала в очереди желающих попрощаться с погибшими. Народу на похороны собралось много. В фойе играла печальная радиомузыка. Напарница Ларина прислушивалась к разговорам. Как всегда бывает в таких случаях, большей частью говорили о трагедии. Но никому из горожан не приходило в голову, что полковника и его людей убили. Ведь пожарный для всех – это почти святое. Даже по уголовным «понятиям» нельзя убивать врачей и адвокатов – тех, кто по призванию спасает человеческие жизни. Поэтому даже привыкшая мыслить рационально Маша стала сомневаться – а верна ли ее догадка? Вдруг и в самом деле пожарные погибли не по вине Радькова и его компании. Но женщина тут же отогнала от себя эту предательскую по отношению к Ларину мысль.
«Не проявляй слабость, – обратилась она к себе, – тебе просто трудно поверить в такую подлость. Как учил Дугин и вслед за ним не раз повторял Ларин, – случайных совпадений не бывает. Если негодяю везет, то это его собственная заслуга».
Маша взошла по широким ступенькам главного входа и оказалась в холле. У гробов со скорбными лицами и траурными повязками на рукавах застыли сам губернатор, его первый заместитель Александр Викторович и генерал Гигин. Вокруг было море цветов. И Маше не к месту подумалось, что и тут семья Радьковых нагрела руки. Ведь львиная доля от стоимости каждого цветка, проданного в областном центре, попадала в карман Полины. Майор Брагин, стоявший за ограждением, сдержанно кивнул Маше, словно хотел сказать: «Я знал, что вы придете». Маша скользила взглядом по родственникам погибших, которые сидели за гробами. Ее взгляд остановился на девочке. Танечка сидела рядом с мужчиной, как поняла Маша, ее отцом, и теребила в руках небольшого плюшевого мишку. До ее слуха долетели слова:
– Не надо, Танечка. Спрячь его.
– Его мне дедушка подарил... – Девочка никак не хотела расставаться с дорогой ей игрушкой.
Маша положила букет цветов на уже заваленный букетами стол. Венки от официальных организаций и родственников стояли, прислоненные к стене. Среди них размерами и пышностью выделялся венок от губернатора области.
Похоронная процессия шла по улицам. Горожане не позволили воспользоваться катафалками – несли гробы на руках. Пришлось и Радькову, и Гигину следовать пешком. Глядя на них, нетрудно было догадаться – они почти разучились ходить, как нормальные люди. Радьков удивленно рассматривал под ногами неровный, в выбоинах асфальт. Гигин что-то тихо говорил ему, губернатор кивал. Расслышать слова было невозможно. Громко играл духовой оркестр. Звучал марш, как и положено на похоронах военных. Маша решила пройти этот путь до конца. Ведь никто не покидал процессию; наоборот, она по дороге обрастала новыми людьми.
Процессия втянулась в ворота кладбища. Впереди уже виднелась свежевырытая могила. У соседнего памятника курили четверо эмчеэсников в камуфляже. Новенькие лопаты стояли воткнутыми в горку влажной земли. Тут процессии разделились. Гроб с телом полковника водрузили на подставку, застланную красной ковровой дорожкой, а гробы с рядовыми пожарными понесли в низину, на дальнюю часть кладбища. Больше половины провожающих осталось на «Аллее героев».
Отзвучали прощальные речи. Гроб опустили в могилу. Громыхнул прощальный салют холостыми. Над старыми деревьями кладбища взвилась в небо галдящая стая воронья. Послышались глухие удары падающей на крышку гроба земли. Могильщики в камуфляже работали сноровисто. Не прошло и полутора минут, как уже вырос могильный холмик с воткнутым в него лакированным крестом. Стали передавать цветы, венки. Среди других спасателей принимал их и майор Брагин. Вскоре и крест скрылся под цветами. Все, кроме родственников, отступили от могилы. И тут сквозь толпу нагло продрались двое охранников губернатора, отыскали среди других венков венок от своего патрона и положили его поверх остальных. В толпе пошел тихий ропот. Чувствовалось, что люди против, но никому не хотелось затевать скандал на кладбище. Тогда майор Брагин чуть ли не строевым шагом двинулся к могиле и вернул губернаторский венок в общий ряд. Охранники Радькова было дернулись, но майор загородил им дорогу.
«Ну, вот и все», – Маша вышла из толпы.
Ее каблучки процокали по выложенной плиткой аллее, и она вышла за ворота кладбища. Кто-то тронул ее за плечо. Женщина обернулась, думая, что это ее нагнал майор Брагин. И с удивлением увидела байкера в косухе с металлическими заклепками и кожаных штанах. Голову обтягивала черная бандана с черепом и скрещенными костями, на глаза опущены солнцезащитные очки. Щеки, подбородок и шею укрывала трехдневная модная щетина.
– Ну, ты и сволочь, – обрадовалась Маша, наконец-то узнав Ларина. – Не мог мне позвонить, сказать, что уцелел?
– Можешь верить, а можешь нет, но не получилось. Знал, что ты придешь на кладбище. Не столько на похороны Точилина, сколько попрощаться со мной. Ведь ты меня уже похоронила. Признайся.
Андрей повел Машу к поблескивающему никелем и лаком мотоциклу.
