Когда же Валя, наконец, сжала пальцы в кулак и уже обозначила движение к курносой, чтобы выполнить свое обещание, та негромко и просящим голосом залепетала.
— М-м-м-альвина, пожалуйста, не трогай меня, — взмолилась девушка. — Я отвечу на твой вопрос, — и она указала на Погорелову. — Вот та, кого ты ищешь. Только не трогай меня!
— М-м-м-альвина, — передразнила курносую Петрушевская и взяла ее за подбородок. — Пока живи, ссыкуха. Но не расслабляйся. Как только я разберусь с Лидкой, сразу же возьмусь за тебя. Так что готовься, пудри свой носик.
— Ты же обещала… — жалобно всхлипнула обманутая девушка.
— Обещанного три года ждут, — засмеялась ей в лицо Валя и направилась к Погореловой.
Напуганная до смерти Лидия Федоровна отползла к стенке, поджав под себя ноги. Она уже догадывалась, кто и зачем подослал сюда эту мужеподобную татуированную «бодибилдершу».
— Салют, медсестричка, — подсев к Погореловой на шконку, неожиданно спокойным голосом произнесла Валя. — Как дела? Как сынишка?
— Нормально… — растерянно ответила Лидия Федоровна.
— Вот и ладушки, — ехидно улыбнулась Мальвина, положила свою лапу на голую коленку арестантки и принялась ее поглаживать, при этом облизывая губы. — А теперь побазарим по существу, как баба с бабой, без соплей и слюней. Я этого не переношу, — предупредила она и перешла на шепот: — Короче, мне светит пожизненное за жестокое убийство двух девах. И если я убью еще кого-нибудь, к примеру, тебя, ничего не изменится. Ну накинешь ты мне еще к пожизненному, скажем, лет двадцать. Ну, и толку? Все равно в тюряге сдыхать. Сечешь?
Погорелова уже начала понимать, куда клонит Петрушевская. И от этого понимания ей становилось все страшнее и страшнее. Причем не столько за себя, сколько за своего малолетнего сынишку.
— Если вас подослали ко мне, чтобы запугать, зря стараетесь, — собралась с духом и заявила бывшая медсестра, — И уберите свою руку с моего колена! — потребовала она.
— А мы еще и недотроги, — оскалилась Мальвина, и ее длинные толстые пальцы змеями поползли вверх по Лидиной ноге. — Только не смей дергаться, а то повторишь судьбу своей подружки Арлекино.
Однако Погорелова ее не послушалась — отдернула ногу. За что была тут же наказана. Валя схватила ее за волосы и ткнула лицом в подушку. Дышать стало нечем. Лидия Федоровна попыталась повернуть голову набок, чтобы вдохнуть воздуха, но Петрушевская не дала ей этого сделать.
— Без кислорода ты продержишься от силы минуту-две. А потому внимательно выслушай, что я тебе скажу, и поспеши с ответом, — прошептала Валя в ухо Погореловой. — Если ты в суде сознаешься, что разделала по кусочкам того коммерса, тебе за чистосердечное признание скостят срок. Отсидишь лет десять и вернешься к своему сынишке. Если же откажешься это делать, то прямо здесь и сейчас задохнешься, так и не увидев свое чадо, — поставила она арестантку перед нелегким выбором. — Итак, если ты согласна, то промычи в подушку.
С каждой секундой Лидии Федоровне становилось все хуже и хуже. От нехватки воздуха у нее начала кружиться голова, а к горлу подкатила тошнота. Нужно было срочно принимать решение.
И Погорелова его, наконец, приняла.
— М-м-м… — послышалось приглушенное мычание.
— Я так и знала, — самодовольно ухмыльнулась Петрушевская и ослабила хватку.
Лидия Федоровна сразу же перевернулась на спину и жадно задышала, будто только что появившийся на свет младенец. Никогда прежде она не была так близка к смерти.
— Значит, мы договорились? — прищурилась Валя.
— Да, — с трудом выдавила из себя Лидия Федоровна.
— Но учти, красавица, — если ты меня обманешь, мы снова с тобой встретимся. Вот только в следующий раз выбора у тебя уже не будет. Въехала?
— Да поняла я.
Добившись своего. Мальвина решила расслабиться — поднялась со шконки и зашагала к курносой, на ходу подмигивая ей — мол, готовься. И тут произошло то, чего никто из арестанток не ожидал. Не подающая до этого никаких признаков жизни Арлекино вдруг вскочила, схватила лежавшую на умывальнике длинную мочалку с двумя ручками, которыми обычно трут спину, и решительно двинулась на свою обидчицу. Петрушевская даже обернуться не успела, как подкравшаяся со спины Надя Чуракова уже душила ее влажной мочалкой.
Татуированная баба пучила глаза, хрипела. Вертелась волчком, задевая своими широкими плечами двухъярусные нары. Тянулась руками себе за спину, пытаясь достать Арлекино. Но старосту камеры было уже не остановить. Ею двигала месть. А в такие моменты человек становится настоящим зверем и может одолеть любого противника, даже превосходящего его по силам.
Не прошло и минуты, как посиневшая Мальвина закатила глаза, качнулась и рухнула в узкий проход — прямо к ногам курносой. К которой, помимо ярлыка предательницы, приклеился бы и еще один — «подстилка», если в ситуацию вовремя не вмешалась бы Арлекино.
— Она ее убила!.. Да, точно… лежит и не двигается… — перешептывались между собой арестантки.
Совершившая акт возмездия Надя Чуракова постепенно приходила в себя, «остывала». Вместе с тем к ней приходило понимание, что она в порыве ярости убила человека. А это означало, что она пойдет по еще одному уголовному делу и получит дополнительный срок. Конечно, можно попытаться списать все на самооборону и подговорить сокамерниц, чтобы те подтвердили ее показания. Но в это верилось с трудом. Ведь наверняка следак докопается до истины, расколет одну из арестанток, и та выдаст ему как на духу, что произошло на самом деле.
Надя переступила через тело, подошла к умывальнику, открутила кран. Сунула голову под упругую струю ледяной воды. Прикрыла глаза.
— Арлекино, она зашевелилась… — неожиданно раздалось у нее за спиной.
Обернувшись, Чуракова увидела, как оклемавшаяся Мальвина на карачках ползет по проходу, а арестантки плюют ей на спину, а некоторые пинают ногами. Наводящая на всех страх мужеподобная накачанная баба в мгновение превратилась в ничтожное существо, не вызывающее даже жалости.
Оплеванная Петрушевская подползла к массивной металлической двери с «кормушкой», встала на колени и принялась колотить по ней кулаками.
— Убивают! На помощь! — неистово кричала она, то и дело оглядываясь на Арлекино.
— Живучая, сука, — то ли с отчаянием, то ли с радостью в голосе молвила Чуракова, подошла к Погореловой и по-мужски потрепала ее по плечу. — Иди до конца и ни в коем разе не сознавайся в том, чего не совершала. А если снова наедут — я тебя защищу. Так что не вешай нос, подруга. Прорвемся!
Женщина немного приободрилась.
— Я-то не повешу, а вот твой… — взглянула она на сломанный нос Нади, из которого все еще текла кровь.
— У всех баб бывают критические дни, — вздохнула Арлекино. — Кстати, у тебя тампонов не найдется?
Понимающе кивнув, Лидия Федоровна покопалась под подушкой и протянула старосте камеры початую упаковку Татрах. Чуракова засунула в каждую ноздрю по ватному тампону и перевела взгляд на Мальвину, которая по-прежнему стояла на коленях перед дверью и все никак не могла докричаться-достучаться до тюремщиков.
