– Несправедливо это, товарищ капитан, – произнес Митягин. – И замять это дело у Васькова не получится.
– Думаешь, если ты не дал тела солдатские в болоте утопить, так все наружу и выплывет? – усмехнулся Максимов. – Мы по приказу Рубинова сегодня на рассвете мертвецов с вертолета в самую гиблую трясину сбросили.
– Все равно замять не получится, – ухмыльнулся старлей. – Я слайд-клип сделал на мобильник, прямо комикс доходчивый. И рядовой в петле, и сержант застреленный. Мне этот пацаненок даже предсмертную записку написал о том, как его старослужащие избивают, жить сильно хотел. Я все вещдоки журналистке московской отдал, прикинулся местным мстителем в черной маске, за которым мы гоняемся. Поверила. Ей-то что? Полный профит. Напечатает разоблачительный материал про зверства в армии, прославится и денег заработает. И военкомы довольны будут. Страшилка о дедовщине первый сорт вышла. Так что получу я, капитан, свой гонорар и по справедливости с вами поделюсь.
У Максимова даже дыхание сперло от подобного признания.
– И давно ты ей свой комикс отдал с предсмертной запиской?
– Может, час тому назад, может, чуть больше. А что, неправильно сделал?
– Ты знаешь, какие бабки Рубинов с Васьковым сейчас прокрутить собрались?
Митягин напрягся.
– Так вы же меня не предупреждали, что это так серьезно. Думал, просто чудака, который генералов затрахал, ликвидировать надо.
Максимов нервно теребил пальцами воздух, а затем отрывисто принялся говорить:
– Значит, так, старлей. Ты всю малину обгадил, тебе и исправлять. Хоть в лепешку разбейся, но страшилка не должна появиться ни в печати, ни на телевидении. Ты журналистке московской вещдоки отдал? Возвращай теперь как хочешь.
– Припугнуть или того? – прищурился Митягин, проведя ребром ладони по шее.
– Тяжело с тобой, старлей. Уж больно ты непредсказуем… Вместе придется ехать.
* * *
В любом солидном учреждении, располагающем общежитием, а уж тем более в воинской части, найдется квартирка, зарезервированная для гостей, которая используется как гостиница. Именно такую квартирку в офицерском доме и занимала Маша. Обычная однушка с неплохим ремонтом, телевизором, новой сантехникой и кухней.
Сотрудница женского журнала «ЖЖ» – птица невысокого полета. Это не немецкий менеджер, которому предоставили чуть ли не целое имение генеральского уровня.
Маша прошла мимо памятника саперам, к которому уже успела привыкнуть, кивнула Эльвире. Жена прапорщика в домашнем халате сидела за столиком для игры в домино и картинно курила длинную тонкую сигарету. Она надменно и в то же время с нескрываемой завистью смерила взглядом столичную журналистку.
– Уезжаю я сегодня, – поспешила успокоить ее Шарапова.
– Конечно, в нашем захолустье вам делать нечего, – отозвалась жена прапорщика.
Маша покосилась на стоянку. Среди личных машин офицерского состава виднелся необычного вида командирский «уазик»: тент и дуги сняты, а сзади на платформу установлен крупнокалиберный пулемет.
«Однако, как в кино», – подумала Маша.
О странной с виду машине она почти успела забыть. В мыслях Маша уже была в Москве, прикидывала, как ей лучше будет связаться с Дугиным, как и где разместить добытый на генералов компромат.
Ключ негромко хрустнул в замке. Шарапова открыла дверь и шагнула внутрь. В квартире стоял полумрак. Окна закрыты, шторы плотно задернуты. Женщина по привычке бросила взгляд в зеркало, чтобы убедиться – хорошо ли выглядит. Сняла сумку с плеча, вошла в комнату и удивленно распахнула глаза.
Под самым окном в кресле сидел мужчина в воинском камуфляже и черной маске. На коленях у него покоился автомат.
– Снова вы? Это уже слишком. Откуда у вас ключ? – Маша уже почувствовала – этот визит не к добру.
– Неувязка вышла, – проговорил мужчина в маске. – Верните все, что я вам дал. И забудьте о нашем разговоре. – Для пущей убедительности мужчина поправил автомат на коленях и требовательно протянул руку.
– А я уже электронной почтой ваши фото и видеофайлы в редакцию отправила. Поздно, – соврала Маша. Она понимала, что каким-то образом оказалась втянутой в крупную аферу – в страшное преступление, и единственный способ уцелеть, это убедить незнакомца, что информация пошла «гулять», и он уже не в состоянии повлиять на ситуацию.
– А вот врать не надо… – Губы в прорезе маски шевельнулись в бездушной улыбке, из-под трикотажа выбилась жесткая щеточка аккуратно подстриженной бороды.
Маша раздумывала, что делать. Можно было изобразить испуг, беспомощность, а когда противник потеряет бдительность – садануть его тяжелой хрустальной вазой по голове. Но через окно не выскочишь – решетка, придется воспользоваться дверью. А кто знает, не поджидает ли ее у подъезда сообщник человека в маске?
– И все же я успела отправить, – проговорила Шарапова.
– Я же сказал – не надо врать. Если я что-то говорю, то знаю это точно. Женщины, конечно, более терпимы к боли, но и они не выдерживают. Не заставляйте меня быть грубым, – мужчина в маске говорил негромко, словно бы рассуждал об абсолютно безобидных каждодневных проблемах.
В общем-то, для старлея Митягина это так и было. Спецназовец поднялся, схватил Машу за руку, его пальцы все сильнее и сильнее сжимались.
– Гони то, что тебе не принадлежит, – прошипел он, – если жить хочешь, журналисточка.
– Пустите!.. – Было больно, и Маша даже взвизгнула. – Я сама, я все отдам, подавитесь…
Губы Митягина вновь растянулись в ухмылку. Он разжал пальцы.
– Вот это другой разговор.
Маша поставила сумочку на столик рядом с вазой для цветов. Затрещала молния.
– Черт, вечно у меня в сумке порядка нет! Ничего найти невозможно… – Обычно спокойная Маша, сохранявшая присутствие духа в самых сложных ситуациях, трясущимися руками принялась выкладывать из сумочки пудреницу, связку ключей, косметичку, карандаши и ручки. – Сколько я всякой дряни с собой ношу. Сейчас-сейчас, найду эту проклятую флеш-карту и все сделаю, как вы говорите.
Митягин поверил, что Маша перепугана до смерти и целиком находится в его власти – что он скажет, то она и сделает. А потому он не спешил, даже ствол автомата опустил к полу. А зря…
Руки Маши в какое-то мгновение перестали дрожать. Одним движением она подхватила хрустальную вазу и обрушила ее на голову спецназовца. Граненый хрусталь разлетелся прозрачными кубиками. Из-под маски на глаз вытек кровавый ручеек. Митягин качнулся. Маша не дала ему опомниться, ударила ногой в пах, опрокинула на старлея стеллаж с посудой и, не дожидаясь ответной реакции, бросилась в прихожую, но дальше не сумела сделать и шага.
«Брат-близнец» корчившегося на полу старлея преградил ей дорогу. Глаза капитана Максимова, поблескивающие в прорезях черной маски, излучали даже некоторое восхищение отважной женщиной. Но тем не менее он не церемонился с Машей: заломил ей руки, подтащил к дивану и, бросив лицом вниз, прижал коленом к матрасу.
