– Желаю вам успеха, – улыбнулся Тальковский. – Вы хотели
меня видеть только по этому вопросу? Я полагаю, вы не собираетесь обвинить меня
в гибели вашего коллеги? На основании этой фотографии? – в голосе банкира
слышалась легкая издевка.
– Экспертиза доказала, что авария была случайной и виноват в
ней был сам Кирилл Сергеевич. Он выехал на встречную полосу.
– Тогда не понимаю, что вы хотите от меня?
– Возникли некоторые новые версии, связанные со смертью
Лосякина, и мы должны все проверить.
– Вы имеете в виду магнитофонную запись? – вдруг спросил
Тальковский. Потапов замер на месте. Об этой записи не должен был знать никто.
Никто. И уж тем более Тальковский. Генерал даже не знал, как реагировать на
подобный вопрос. Впервые в жизни он растерялся. Тальковский не стал
наслаждаться произведенным эффектом. Он кивнул и продолжал говорить дальше:
– Я понимаю, что у вас могут быть свои методы расследования,
но согласитесь, что на основании фотографии, гипотетического перевода денег и
еще каких-то неясных подозрений нельзя строить версию случившегося.
– Откуда вы знаете про пленку? – спросил вместо ответа
Потапов. Ему действительно было неприятно. Получалось, что утечка информации
произошла из аппарата ФСБ. Ведь о пленке знал только очень ограниченный круг
людей. Каким образом Тальковский мог узнать о записи, хранившейся в
контрразведке?
– Я вас свои методы, у меня – свои, – улыбнулся Тальковский.
– Я узнал об этом, в общем-то, случайно, но сразу понял, что вы попытаетесь
встретиться со мной, чтобы уточнить некоторые подробности. Я не был близко
знаком с покойным, но всегда считал его толковым и достойным человеком. Вы меня
понимаете? В той ожесточенной схватке, которая сейчас началась, значение
каждого человека вырастает до гигантских размеров.
Потапов мрачно слушал. Его интересовала только пленка, а не
разглагольствования банкира. Но тот продолжал говорить:
– По некоторым специфическим вопросам вы обладаете гораздо
большей информацией, чем остальные. И наверняка имеете достаточно точное
представление о том, что происходит сейчас в стране. После того как у
Президента случился инсульт, у нас фактически нет власти. Образно говоря, она
валяется под ногами, и любой может ее подобрать. Все зависит от того, кто
первым сумеет это сделать. В этой связи значение вашего ведомства трудно
переоценить.
Потапов по-прежнему молчал.
– Когда идет такая схватка, нельзя долго сохранять
нейтралитет, – продолжал Тальковский, – рано или поздно вам придется выбирать.
Либо вы на одной стороне, либо на другой. Иначе вас сомнут. Делать вид, что вас
интересует только закон и не волнуют все другие обстоятельства, по меньшей,
мере наивно. А вы ведь не наивный человек, генерал. Во всяком случае, в вашем
ведомстве таких не держат.
– Мне нужно знать, с кем говорил Лосякин перед своей
смертью, – неожиданно откровенно сказал Потапов.
– Я этого не знаю, – ответил Тальковский, – и не хочу знать.
Я генерала контрразведки могло быть сколько угодно своих информаторов и своих
агентов. Меня такие подробности абсолютно не интересуют. И вообще я далек от
методов, принятых в вашем ведомстве.
Потапову захотелось сбить собеседника с мысли, привести его
в замешательство, заставить нервничать, суетиться. Поэтому неожиданно даже для
самого себя он сказал:
– Наши аналитики полагают, что погибшего генерала Лосякина
кто-то активно втягивал в грязную игру. И если наши предположения верны, то на
пленке, которая была найдена в салоне автомобиля, записан разговор Кирилла
Сергеевича с нанятым им исполнителем. Очевидно, наш коллега опасался за свою
судьбу, если решил подстраховаться таким образом.
– Вполне разумно, – продолжал улыбаться Тальковский. Он
сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
– Но если существует эта пленка, то вполне вероятно, что
Кирилл Сергеевич успел сделать и другую запись, – отчеканил Потапов, глядя в
глаза своему собеседнику, – на которой был записан его разговор с нанявшим его
заказчиком. В таком случае наша задача – найти эту пленку.
Тальковский все понял. Улыбка исчезла с его лица. Он поерзал
в кресле, изменил позу. И метнул в своего собеседника жесткий, ненавидящий
взгляд.
– Зачем вы мне это говорите?
– Просто хотел вас предупредить, – с удовольствием сказал
Потапов, видя, как занервничал его собеседник, – ведь если мы найдем вторую
пленку, то сумеем определить, кто говорил с покойным Кириллом Сергеевичем. При
существующих технических возможностях нашей лаборатории мы можем
идентифицировать любой голос, как бы его ни пытались изменить, и тогда вы сами
понимаете, что нам останется только найти этого человека.
Банкир промолчал. Впервые за все время разговора он
почувствовал, что не владеет ситуацией. И поэтому после недолгого размышления
сказал:
– Вы умный человек, генерал, и должны все понимать. Если к
власти в стране придут другие люди, вы не удержитесь на своем месте. Нет, даже
не так. Вы совершенно определенно не удержитесь на своем месте, если победят
люди, находящиеся в оппозиции к нынешней власти.
– А если победите вы? – спросил Потапов.
– Я вас появятся шансы, – быстро ответил банкир.
– Потапов поднялся, давая понять, что разговор закончен.
Тальковский сразу вскочил. Он был, видимо, смущен.
– Подумайте над моими словами, – обратился он на прощание к
своему гостю.
– А вы над моими, – ответил Потапов и, не подавая руки
банкиру, повернулся и пошел к выходу.
Тальковский проводил его долгим взглядом. Из соседней
комнаты вышел Вигунов. Тальковский все еще стоял на месте, глядя в ту сторону,
куда вышел Потапов, когда Вигунов осторожно сказал:
– Он всегда был немного чокнутым.
– Он очень опасен, – повернулся к нему банкир, – очень
опасен, – задумчиво повторил он.
Тальковский уселся обратно в свое кресло. Вигунов сел
напротив, терпеливо ожидая решения хозяина.
– Узнали что-нибудь новое? – спросил Тальковский.
– Они провели обыски на квартире и на даче Лосякина. На даче
нашли тайник. Кажется, сто или сто двадцать тысяч долларов. Какие-то
фотографии, бумаги. Но ничего конкретного.
– Одну фотографию я уже видел, – сказал Тальковский, –
значит, они не нашли другой пленки. Как вы думаете, он мог записать наш разговор?
– Они все бывшие кагэбэшники, – ответил бывший полковник
Вигунов, не любивший, как и многие милицейские, сотрудников КГБ. Истоки
взаимной вражды уходили корнями в семидесятые годы, когда между ведомствами
Андропова и Щелокова шла настоящая война. – От него можно было ожидать чего
угодно, – пояснил он.
