Первый тайм закончился. Коробов незаметно вздохнул. Сердце у
него действительно болело. В перерыве Потапов, не выдержав напряжения, вышел из
ложи и спустился вниз. Повсюду были его сотрудники. Он подошел к Машкову и
Дронго.
– Может быть, он не придет? – неожиданно спросил генерал,
обращаясь к Дронго.
– Обязательно придет, – возразил Дронго. – Мы должны его
ждать.
Потапов хотел что-то сказать, но потом решил никак не
комментировать слова Дронго. Он повернулся и пошел обратно, поникший, словно
постаревший на несколько лет. Он уже знал последнюю новость, которую вот-вот
должны были узнать и Дронго с Машковым. Потапов решил, что ему лучше не
оказываться рядом с ними, когда они получат это известие.
– Нервничает, – сказал Машков, глядя ему вслед, – после
вчерашней истории с пленкой он сам не свой.
Полковника вызвали по рации. Он выслушал сообщение, которое
ему передал один из его сотрудников. Затем убрал рацию. Его лицо было серого
цвета.
– Только что передали по каналам телевидения, – мертвым
голосом сообщил Машков, – банкир Тальковский попросил политического убежища в
Нью-Йорке. Он сделал заявление, что опасается за свою жизнь в Москве, где ему
неоднократно угрожали его политические конкуренты.
– Кассета, – вспомнил Дронго, – о ней знали несколько
человек. Значит, его предупредили. Когда он вылетел в Нью-Йорк?
– Вчера вечером, – подтвердил его опасения Машков. – Слушай,
давай договоримся. Ты не будешь меня спрашивать, что я сделал с твоей копией.
Могу лишь сказать, что я не сдавал ее генералам.
– Его предупредили, – ошеломленно повторил Дронго, – вчера
вечером об этом знали только несколько человек. И если я хоть что-то понимаю в
человеческой психологии, это сделал не Потапов.
– Не нужно гадать, – попросил его Машков, – все получилось
так, как должно было получиться. Может, они сделали это специально, чтобы
выдворить его из страны. Живой свидетель на процессе разнес бы нашу
политическую систему в клочья. А эмигрант, попросивший убежища в Америке, уже
никому не страшен.
Дронго молчал. Он посмотрел на полковника таким взглядом,
что тот поежился. Потом вдруг Машков с неожиданной злостью сказал:
– Знаю, знаю. Все знаю, что ты хочешь мне сказать. Я иногда
думаю, что еще должно случиться с нашей страной, чтобы мы наконец осознали, в
какой пропасти мы все оказались. И не могу представить себе глубины падения. Я
завтра же подам рапорт на увольнение.
– Глупо, – возразил Дронго, – чем меньше будет в ваших
органах порядочных людей, тем хуже будет для всех остальных.
– Не нужно ничего говорить, – попросил Машков, – а то я сам
возьму винтовку и пойду вместо Рашникова кого-нибудь убивать. Например, нашего
директора. Или того чиновника, к которому он поехал... Или... самого себя, –
неожиданно закончил он и отвернулся.
Автомобиль «Скорой помощи» медленно ехал по направлению к
стадиону. Начался второй тайм. Спартаковцы снова пошли вперед. Трибуны
загудели. Коробов незаметно потер грудь. И взглянул на часы. До назначенного
времени было еще несколько минут.
Перед въездом на стадион Рашников еще раз посмотрел на себя
в зеркало. Он учел все обстоятельства, даже сел сам за руль автомобиля. Он знал
психологию охранников: они обращали основное внимание на пассажиров служебных
машин, почти не глядя на водителей. Сказывалась инерция мышления. Рашников
мягко затормозил метрах в пятидесяти от входа, куда въезжали правительственные
машины. Теперь оставалось только ждать. Посол взглянул на Пекова. Тот облизнул
губы. Он тоже волновался.
– Ты взял с собой оружие? – неожиданно спросил Машков.
– Взял, – кивнул Дронго, – ты ведь знаешь, что я терпеть не
могу пользоваться оружием. Любой человек на уровне подсознания считает, что
пистолет может решить все его проблемы. И, как правило, ошибается.
– Я тебя все оформлено правильно?
– Боишься, что меня посадят за незаконное ношение оружия? –
насмешливо осведомился Дронго. – Или ты думаешь, что они найдут другой способ
вывести меня из игры?
– Хватит, – помрачнел Машков, – еще накликаешь на себя беду.
Ровно за полчаса до окончания матча Коробов закрыл глаза,
тихо застонал и стал заваливаться на своего соседа. В этот момент «Спартак»
забил второй гол. Стадион взорвался.
– Ты чего, мужик? – спросил у Коробова сосед, толкнув его в
бок.
– Ему, кажется, плохо, – сказал другой, глядя на свесившуюся
руку Коробова.
– Да, – прохрипел Коробов. Он почти ничего не имитировал.
Сердце в последние годы у него все время болело.
– Ему нужен врач, – сказал второй.
Машина «Скорой помощи» подъехала к входу. Контролер подошел
к автомобилю, взглянул на водителя. Ему было лет сорок пять. Большая бородавка
на лице, темные усы. Нет, это был не Рашников. А сидевший рядом с ним молодой
парень вообще не был похож на того человека с фотографии, которую им раздали.
– Что нужно? – лениво спросил контролер.
– В вашем секторе человеку стало плохо, – пояснил Рашников,
– нас срочно вызвали.
– Езжай обратно, – отмахнулся контролер, – у нас своих машин
хватает.
– Знаю, что хватает, – усмехнулся Рашников, – но нас вызвали
помочь. Человеку с сердцем плохо стало, в ваших машинах кислорода нет. Как
будто ты не знаешь.
Контролер посмотрел на стоявшего рядом сотрудника милиции.
Тот пожал плечами. Ему было все равно. Может, этот водитель и прав. Контролер
заколебался. Рашников не знал, что в этот момент «Спартак» забил гол и Коробов
стал хвататься за сердце с минутным опозданием.
– Что случилось? – подошел к машине сотрудник ФСБ. Он тоже
помнил фотографию, которую ему выдали. Но этот водитель не был похож на
человека с фотографии. А его напарник был молодым человеком.
– Говорят, что привезли кислород, – объяснил контролер.
– А в наших машинах его нет? – строго спросил сотрудник ФСБ.
– Здесь столько автомобилей «Скорой помощи».
– Говорят, что нет.
– Тьфу ты черт, настоящий бардак, – выругался
контрразведчик.
– Сообщают из четырнадцатого сектора, – вдруг вмешался
офицер милиции, доставая свою рацию, – у них там человек с сердечным приступом.
– Проверьте автомобиль и пропустите, – разрешил сотрудник
ФСБ.
Контролер поспешил проверить машину. В салоне фургона никого
не было. Он добросовестно все осмотрел. И вышел из автомобиля, хлопнув ладонью
по стеклу.
– Проезжай.
До конца матча оставалось около двадцати минут. Коробова
вынесли из сектора. Рядом суетились врачи. Рашников развернул машину, встав
таким образом, чтобы видеть стоявшие за ограждением автомобили чиновников,
находившихся в правительственной ложе. Он точно знал, в какой автомобиль сядет
московский мэр.
