– Начальство мне сказало в отпуск уходить, – совсем упавшим голосом произнес Нежин, отхлебывая остывший кофе.
– Может, плюнь на все и отдохни? Чего головой о стенку биться? Пусть уж Господь со священниками разбирается: кого в рай, кого в ад. Не нам, мирским людям, в церковные дела лезть.
– Не могу я так, – признался Нежин. – Убийство есть убийство. И неважно, кого убили – бомжа возле подъезда или священника.
– У тебя есть зацепки?
– Есть, – тут же отозвался Николай. – Мужик тот, что меня вырубил возле скита убитого монаха-отшельника.
– Думаешь, он исполнитель убийства? Его Филарет или кто там еще нанимал? – По голосу Зимова чувствовалось, что он не верит в то, что говорит, – просто подталкивает своего ученика к правильному решению.
– Загадка он для меня. В то, что он убийца, не верю.
– Это почему? Опера, тебя то бишь, он грамотно вырубил. Рука не дрогнула. Значит, жалости в нем немного.
– Знаете, мне кажется, что он тоже мент.
– Ну, ты даешь. Тогда чего он на тебя набросился?
– Нутром чую, что мент. Он же, когда уходил, «табель» мой не подобрал и удостоверения не тронул. Уголовник первым же делом, чтобы мне напакостить, ствол бы забрал и ксиву.
– Конечно, за это с оперативника первый спрос.
– А он все это оставил. Значит, не хотел мне подлянку делать. А вырубил меня, потому что не было у него времени, а может, и желания, что-то важное объяснять. – Нежин огляделся и понизил голос: – Я вот что подумал, – перешел он уже на шепот, – вы, конечно же, слышали, что вроде бы существует такая тайная организация по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти и входят в нее честные офицеры из силовых ведомств. Так вот, мне кажется, что этот мужик из них. Теперь они и за церковников продажных взялись.
Зимов внимательно посмотрел на Нежина.
– А ведь ты это с языка у меня снял, – усмехнулся он. – Давно я с тобой хотел поговорить на эту тему. Да все сомневался.
– Во мне?
– Ну как тебе сказать…
* * *
Службу отпевания архимандрита Филарета проводили скромно. Все-таки в городе ходило много слухов, домыслов – один фантастичнее другого. Пришли только те, кто случайно узнал о времени. Поскольку тела не нашли, то и гроба не было. Вел службу отец Меркурий, к которому перешло после покойного управление монастырем.
Неровно горели, брызгая расплавленным воском, свечи, и прихожане перешептывались, что, мол, это не к добру – по народным поверьям считается, если церковная свеча скворчит, то в ней черт сгорает. А чертей в главном храме монастыря водилось множество. Зычно звучал голос отца Меркурия, отражался от сводов. Грустными глазами с купола на происходящее внизу смотрели любовно нарисованные братом Нафанаилом Спаситель и Богоматерь. Благовонный дымок вырывался из позвякивающего кадила. Золотились одеяния священников.
Возможно, все бы прошло чинно, благородно, но все благолепие испортил один из нищих, побирающийся у монастырских ворот, – юродивый Пашка. К юродивым в России исторически трепетное отношение, им разрешается говорить то, что другим нельзя. Ведь считается, что временами устами сумасшедшего со смертными разговаривает сам Бог. А Пашка и был самым настоящим сумасшедшим от рождения. Как-то застрял на умственном уровне шестилетнего малыша и так дальше не пошел в своем развитии. Ходил во всяком отрепье, хотя люди давали ему и пристойную одежду. Питался чем Бог пошлет. Кто булочку даст, кто пакет чипсов, а кто и колбасу с овощами купит.
И вот когда после службы отец Меркурий выходил из храма, направляясь к своей не по чину дорогой машине, Пашка, сгорбившись, подскочил к нему и заверещал:
– Ты убийца! Ты, отец святой!
Прихожане и сопровождавшие Меркурия растерялись. А затем Пашка абсолютно не в лад добавил:
– Налей сто грамм! Налей сто грамм!
Последняя фраза ясно была не от Всевышнего. Просто наслушался юродивый местных алкашей. Отец Меркурий помрачнел, но все-таки сдержался. Зычно произнес:
– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное, – и перекрестил Пашку.
Тот отпрыгнул от него, словно священник был сделан из раскаленного докрасна железа, и вновь заверещал:
– Убили, убили архимандрита! – Побежал, подпрыгивая по улице, взмахивая рукавами рваной куртки, словно подбитая ворона крыльями.
Свидетельницей этой безобразной сцены стала и Лора, которая пришла сюда, чтобы вновь послушать разговоры прихожан и, возможно, выудить из них что-то дельное. Конечно, она уже сменила имидж: перекрасила волосы, поменяла прическу, по-другому нанесла макияж и надела очки в золоченой оправе без диоптрий. Она изменилась так разительно, что даже церковная активистка Околова ее не узнала бы.
Народ стал расходиться. На этот раз Лоре кое-что удалось разузнать. И это полностью совпадало с ее догадками. Вот только не с кем было ими поделиться.
«Эх, Андрей, Андрей», – про себя проговорила женщина и почувствовала, как слезы снова подкатывают к глазам.
Боясь разреветься, Лора села за руль внедорожника. Она чувствовала: пора смириться с тем, что напарника больше нет, что дальше придется действовать в одиночку, потому что представить кого-то другого на месте Ларина она не могла, даже если бы его порекомендовал сам Дугин. Одно дело, если ты присутствовал на похоронах и видел человека лежащим в гробу. И совсем другое, если обычного прощания с ушедшим в иной мир не произошло. Тогда кажется, что он по-прежнему жив. Лора понимала: ей нужно хоть как-то проститься с Андреем. Пусть это будут не похороны, не церковное отпевание. Честно говоря, она в Бога особо не верила. Лишь признавала, что Он где-то есть. Поэтому обряд можно было придумать самой – как произойдет, так и произойдет.
Женщина запустила двигатель машины. Внедорожник медленно и торжественно отъехал от храма. Вскоре монастырь исчез из зеркальца заднего вида. Автомобиль мчался по дороге, умиротворяюще гудел хорошо отрегулированный двигатель. Лора даже представляла себе, что Андрей невидимый сидит рядом с ней и тоже смотрит на дорогу. Она даже разговаривала с ним, причем не в мыслях, а вслух. Вот только никто ей не отвечал.
– Я, конечно, задам тебе идиотский вопрос, но все живые хотели бы знать на него ответ. Что там, на том свете?
Лора замолчала, словно ожидая ответа, будто бы в самом деле Андрей мог ей что-то сказать.
– Ты что не помнишь, как-то мы с тобой дурачились почти в безвыходной ситуации и пообещали друг другу, что тот, кто первым уйдет на тот свет, потом заявится к оставшемуся в живых и расскажет, какая там жизнь? Есть ли там рай, ад или чистилище? А может, ничего такого там и нет? Но ты мне пообещал, даже слово дал. Вот и пришло время исполнить обещанное. Женщин обманывать нельзя, особенно красивых. Я ведь красивая, ты мне не раз это говорил.
Лора еще помолчала, глядя на то, как мимо ее неторопливо едущего внедорожника проплывают огромные фуры.
