…Скрывшись за металлическими воротами, бронированный банковский фургон нырнул в подземный гараж. Меньше чем через минуту Андрей и Павел Игнатьевич поднялись в лифте на последний этаж, в небольшой уютный офис.
– Устраивайся, немного отдохнем – и сразу к делу. – Дугин включил торшер, подумав, подошел к бару у окна. – Может, выпьешь немного?
– Тут или выпивать, и немало, или сразу к делу, – скупо улыбнулся Андрей, плюхаясь в кожаное кресло перед журнальным столиком.
– Думаю, что после всего увиденного в квартире тебе все же необходимо снять стресс, – хозяин офиса взял с полки бутылку водки. – Тем более я угощаю.
– Тогда уж не забудьте угостить меня и морковным соком, – напомнил Ларин. – Как я и люблю.
– Никак не могу понять, почему водку надо запивать таким варварским способом. – Дугин отыскал в холодильнике пакет ядовито-оранжевого цвета, поставил перед гостем.
– Для поддержания кислотно-щелочного баланса в организме. А вообще, считайте это моим маленьким недостатком. Я ведь принципиально не курю, не колюсь наркотиками, не волочусь за замужними женщинами, не играю в казино, не коллекционирую всякую дребедень. Имею я право хоть на что-то, за что меня можно осудить?
– Имеешь, имеешь… – согласился Дугин, налил себе красного сухого вина, уселся в кресле напротив. – А теперь – к делу. Андрей, скажи честно: ты вот в Бога веришь?
Вопрос этот мог бы привести в замешательство кого угодно, но только не Ларина.
– Верю, но считаю этот вопрос слишком интимным, а потому совершенно неуместным для публичной дискуссии, – спокойно парировал он. – Согласно нашей Конституции, и верующие, и атеисты Российской Федерации наделены абсолютно равными правами.
– А как же духовность? – подначил собеседник.
– В нашей стране есть люди, которые распинаются про духовность и веру в Бога вполне профессионально. Этих людей почти ежедневно можно видеть по «ящику». Красивые такие, с надушенными бородами, в гламурных рясах «от-кутюр», сплошь на «Мерседесах», «Майбахах» и «Лексусах».
– Красивые-то красивые, но ведут себя не совсем красиво. Андрей, не мне рассказывать, чем занимаются некоторые высокопоставленные иерархи Русской Православной Церкви. Про табачный и водочный бизнес. Про торговлю нефтью, цветными металлами и банковскую деятельность. Про банкетный зал в храме Христа Спасителя и автомойку под ним. О «прейскурантах на оказание ритуальных услуг», висящих во многих храмах, ты знаешь и без меня. Равно как и о взятках, которые священники платят кому надо за получение мест иереев и протоиереев в особо доходных подмосковных приходах. К вере в Бога это имеет точно такое же отношение, как производство велосипедов – к сочинению симфонической музыки. То есть на велосипеде, в принципе, можно доехать до филармонии, но на качестве исполняемой музыки это никак не отразится.
– А что, собственно, противозаконного в этом бизнесе? – спросил Ларин. – Церковь – такой же субъект хозяйственной деятельности, как и какой-нибудь вентиляторный завод. Даже у свечного заводика должен быть и расчетный счет в банке, и добротная бухгалтерия, чтобы деньги правильно подсчитать.
– Все верно. Но там, где крутятся большие деньги, рано или поздно появляется большой криминал. По крайней мере, у нас в России. И вообще: если государство превращается в мафию, то все ее институты, даже включая те, которые отвечают за мораль населения, автоматически становятся подразделением этой самой мафии. Рыба гниет с головы, Россия – с Кремля, а Церковь – с самых высокопоставленных иерархов, – засвидетельствовал Дугин и, выразительно помолчав, продолжил с подчеркнуто деловыми интонациями: – Ладно, а теперь непосредственно к нашему вопросу. Тут, недалеко от Москвы, есть один симпатичный райцентр. Три фабрики, один завод, четырнадцать школ, пять кладбищ и один Дом культуры. Главная же его достопримечательность – древний монастырский комплекс, помнящий еще Бориса Годунова.
Ларин наморщил лоб.
– Был там когда-то, – прищурился он. – Этакая пряничная Московская Русь: маковки, малиновый звон, благодать Божья… Свято-Покровский монастырь, если не ошибаюсь. Правда, я «нарышкинское барокко» не сильно люблю, мне больше по душе архитектура восемнадцатого столетия. Но в монастыре главное в другом заключается.
– Благодатью там и не пахнет. – Павел Игнатьевич неторопливо достал из-под журнального стола кейс, щелкнул золочеными замочками и раскрыл объемную папку.
На столешницу легла пачка фотографий, на которых был изображен один и тот же человек, только в разные периоды жизни. Сдобный юноша с ранними залысинами и комсомольским значком на лацкане кургузого пиджачка, средней упитанности монах с постным лицом, пузатый архимандрит с дивной красоты бородой, неуловимо напоминающий боярина из оперы «Хованщина»…
Павел Игнатьевич неторопливо комментировал:
– Это и есть настоятель того самого Свято-Покровского монастыря – архимандрит Филарет, в миру – Павел Афанасьевич Голобородов. Человек весьма любопытной биографии. Бывший освобожденный комсомольский секретарь колбасного завода. В самом начале лихих девяностых, когда ему было двадцать пять, оставил комсомольскую карьеру и неожиданно для многих принял монашеский постриг. В двадцать семь стал штатным священником небольшого подмосковного прихода. В двадцать восемь назначен настоятелем того же монастыря, в тридцать – его игуменом. В тридцать два получил место в одном из престижных монастырей в Москве в пределах МКАДа, подозреваю, что за взятку. В сорок стал архимандритом, настоятелем этого самого монастыря. Вполне успешная церковная карьера. Но есть одно «но». Полгода назад этот монастырь получил в собственность довольно большое предприятие, принадлежавшее когда-то еще советскому Министерству пищевой и легкой промышленности, к тому времени полностью развалившееся. В предприятие архимандрит Филарет вбухал огромные деньги, и оно как-то сразу же заработало. Охраняется оно похлеще Госзнака. Что там производится – совершенно неясно… По документам, что-то церковное – то ли свечи для богослужений, то ли вино для причастия.
– Спецназ в масках в бухгалтерию, представителей Следственного комитета в офис, прослушку в келью, – осторожно вставил Андрей и, пригубив спиртного, запил ярко-оранжевым соком. – И все сразу же станет ясно.
– В том-то и дело, что нельзя, – сокрушенно произнес Дугин. – Дело в том, что еще со времен президентства Ельцина любой монастырь Русской Православной Церкви – это как бы отдельная территория, выведенная из-под юрисдикции гражданских властей. Предприятие, о котором я говорю, формально является частью монастырской территории – что-то вроде подсобного хозяйства. И никто – ни прокуратура, ни полиция, ни ФСБ – не имеют права проникнуть туда без разрешения этого самого Филарета или его непосредственного начальства из Патриархии. Тем более что и с ментами и чекистами у нашего героя самые что ни на есть теплые отношения.
– А в чем, собственно, криминал? – не понял Андрей.
– Слушай дальше. Семь месяцев назад в этом самом городке стали бесследно пропадать люди. В это же самое время… или чуть раньше на филаретовское предприятие стали поступать железнодорожные цистерны с некими химреактивами. Установить, что это такое, нам так и не удалось – церковная собственность.
